"Самарское староверие" публикует фрагмент новой книги Д.Урушева "Звезда Альтаир".

Дмитрий Александрович Урушев

ЗВЕЗДА АЛЬТАИР

сказка для взрослых

Глава 1

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был славный царь Додон. И было у него три сына: Димитрий-царевич, Василий-царевич и Иван-царевич.

Как и полагается в сказке, Иван-царевич был самым младшим. Братья считали его по-детски простодушным и неопытным, а потому за глаза, а иногда и в глаза звали Иванушкой-дурачком. Или еще обиднее – дураком.

Некоторое царство находилось на самом краю земли. С одной стороны – море-окиян, с другой – дремучие Муромские леса. В дебрях шалили разбойники, да и всякая чащобная нечисть стращала добрых людей. Потому чужеземцы нечасто заглядывали в захолустное царство. Лишь изредка сюда заплывали заморские купцы, привозили диковинные товары и не менее диковинные слухи о дальних странах.

Все было хорошо да ладно в сказочном царстве – земля плодородна, народ смирен, государь добр. Войн ни с кем не велось. Неурожаев, землетрясений или моров тут не бывало никогда. О них даже не слыхивали. Одним словом, держава процветала.

Но чем старше становился славный царь Додон, тем внимательнее прислушивался к рассказам иноземных купцов об их странах. Подробно расспрашивал, теребил седеющую бороду и задумчиво хмурил брови. По славам чужестранцев выходило, что все было в его государстве, только вот одного не было…

Раз, дело было в конце мая, Додон призвал к себе сыновей.

День был солнечным и теплым, даже по-летнему жарким. Царевы дети занимались кто чем. Старшие сидели в прохладном погребе у старухи-ключницы и пили бражку. Обсуждали соколиную охоту, борзых собак и скаковых лошадей. К отцу они пришли тотчас, но весьма неохотно.

А Ивана пришлось долго выискивать и выкликивать, он с мальчишками гонял по крышам голубей. Но вот наконец все собрались в царской палате. Государь крепко-накрепко запер двери, чтобы никто не подслушивал и не подглядывал. Сел на лавку, застланную пестрым ковром, поманил сыновей рукой. Они подошли и сели рядом.

Царь страшно зашептал:

– Вот что хочу сказать вам, сыновья мои любезные. Земля наша велика и обильна, а веры в ней нет…

– Чего нет? – в один голос переспросили царевичи.

– Веры нет, веры! Разве непонятно? – рассердился Додон.

– Как веры нет? – удивился старший сын Димитрий. – Все у нас есть! И хлеб есть, и лен, и мед, и меха! Надысь заморским купцам одной только пеньки десять кораблей отгрузили! Все у нас есть, батюшка, только поискать надобно.

– Все у нас есть, – поддакнул средний сын Василий. – Это только завистники говорят, что ничего нет. А ты их не слушай, батюшка! Прикажи всех завистников перевешать или на кол пересажать. Изведи крамолу в своей державе!

– Дурни! – рассердился Додон. – Вера – это не пенька, не хлеб и не мед. Вера – это вещь невидимая, бесчувственная, умозрительная. Вот ее-то и нет в нашей земле.

Царь встал и заходил по палате. Он уже не шептал, а громко возмущался:

– Заморские купцы говорят, что в каждой стране есть своя вера. Куда ни приплывем, говорят, всюду есть церкви, костелы или кирхи. Только в вашей стране, говорят, ничего того нет. Говорят, как же вы без веры живете? Без духовных скреп? А что я им отвечу? Нечего ответить мне, стыдно мне.

И Додон тяжело опустился на лавку. Его лицо густо покраснело. Видно было, что самодержец мучительно стыдится безверия своего народа. Даже невольная слеза навернулась на ясные государевы очи. И славный царь поник головой в расшитой жемчугом шапочке-тафье. Потом сжал кулаки и зло прохрипел:

– И выходит, светы мои, все есть в нашей земле, а веры-то и нет! И выходит, что я хуже всех царей. И царство у меня самое негодящее. И народ у меня не такой, как у всех, а с изъяном. И надумал я…

Тут державный родитель порывисто встал, торжественно выпятил живот и зычно возгласил:

– И надумал я, светы, отправить вас на поиски веры для нашей страны. Отыщите нам веру самую хорошую, самую истинную, самую правую, чтобы была лучше прочих вер. И кто нам эту веру отыщет и первым привезет, того я объявлю своим наследником. Ясно?

Царевичи, вскочив с лавки, недоуменно слушали отца.

– Батюшка, – сказал Димитрий, неприятно пораженный тем, что отчий престол может достаться не ему, старшему сыну, а кому-то еще. – Батюшка, как же это так? Коли вера – вещь бесчувственная, то как мы добудем ее? Это же не жар-птица.

– И не яблоки молодильные, – вставил Василий.

– А вот, сыновья мои любезные, вы и подумайте как. По белу свету поездите, в дальних краях побывайте, со знающими людьми посоветуйтесь. Вы молодые. Вам полезно на людей поглядеть, себя показать. А я стар стал. Мне уж не до богатырских подвигов. Мне бы дома сидеть да кости на печке греть, – с этими словами Додон пошел отпирать палатные двери.

Вышли царевичи от отца и разошлись кто куда. Димитрий и Василий отправились к ключнице допивать бражку и толковать о батюшкиных причудах. А Иванушка побежал назад на крышу, к мальчишкам и голубям.

Додон призвал верных слуг и приказал собирать сыновей в путь. Сам же отправился к своей супруге царице Маланье. Она в ту пору на заднем дворе кур кормила.

В дорогой собольей душегрейке важно вышагивала толстая царица, окруженная сенными девками, и разбрасывала полными горстями сарацинское пшено. Лик государыни был непроницаем и строг: губы сжаты, взгляд сосредоточен. Девки подобострастно глядели на хозяйку. Куры благоговейно кудахтали.

Робея перед супругой, Додон подошел сбоку и заговорил, откашлявшись:

– Помнишь, Малаша, мы надысь о вере говорили? Что, дескать, веры в нашей стране нет.

Царица ответила мужу хмурым взглядом.

– Так вот, мать, я решил отправить наших дармоедов искать веру. Пусть найдут самую наилучшую и нам привезут.

– И Ванюшу отправил? – глухо спросила государыня, не разжимая губ.

– И его… Полно ему бегать по девичьим да лазить на голубятни. Пора и ему в люди выходить.

– Ах ты изверг! – взвизгнула Маланья и швырнула в лицо мужу горсть пшена. – Ах ты ядовитый змей! Дите малое, неразумное, а ты его в страны чужие посылаешь! К людям чужим! На смерть верную! Опомнись, старый дурень! Хоть малость очувствуйся!

– Сама, мать, очувствуйся! – отряхивался от пшена Додон. – Сама опомнись! Что он у тебя все дите да дите? Сколько лет Ванюше?

Неожиданный вопрос заставил царицу задуматься. Она сосчитала в уме.

– Да вот пошел девятнадцатый годок. Ванюша родился в тот самый год, как окривела тетушка Настасья…

– Ну вот, – перебил Додон. – Никакое он не дите. Пусть с братьями собирается. Ничего ему не сделается. А мое царское слово – закон. Как сказал, так и будет. Сказал – поедет, значит, поедет.

И государь проворно отскочил от жены, чтобы не получить в лицо еще горсти. Подобрал полы бархатного охабня и побежал в терем, подметая пыльный двор длинными рукавами. Бежал так быстро, что даже тафья с головы слетела.

Маланья выхватила из рук остолбеневшей сенной девки медный таз, полный пшена, и с криком «Гицель проклятый!» запустила в спину мужа. Таз улетел недалеко, в цель не попал и только перепугал кур, гулко упав на землю.

Как потом ни плакала царица, как ни причитала, как ни просила за Ивана, Додон был неумолим. «Поедет, и все! Мое царское слово!» Делать нечего. Утерла Маланья горькие слезы и стала любимому сыночку укладывать в суму печатные пряники.