Виктор Вячеславович Боченков - кандидат филологических наук, зав. архивом Московской Митрополии РПСЦ, автор книг "В тюремный замок до востребования" и "Годы и приходы", посвященных истории калужского старообрядчества, книги "П.И.Мельников (Андрей Печерский): мировоззрение, творчество, старообрядчество", а также многочисленных статей по истории Русской Православной Старообрядческой Церкви. Подготовленные им к печати и снабженные комментариями документы из архива Московской Митрополии РПСЦ, составили основу историко-архивного альманаха "Во время оно", пятый выпуск которого вышел совсем недавно. 

 

– Виктор, в этом году вышла Ваша книга «П.И.Мельников-Печерский: мировоззрение, творчество, старообрядчество». Этот человек помог читателю XIX века открыть мир старой веры. Этот писатель, думаю, заинтересовал Вас не случайно…

 

– Для читателя XXI века, точно также, как и для читателя XIX века, мир старой веры сокрыт под густым туманом многочисленных мифов, а потому либо искажен, либо неизвестен. Развеять его, как я считаю, – одна из важнейших задач современного старообрядчества. Мельников-Печерский был одним из первых отечественных писателей и общественных деятелей (кстати, с этой стороны он вовсе неизвестен!), кто попытался работать в этом направлении. Кроме того, посмотрите сами: написано Мельниковым-Печерским много – романы, повести, рассказы, публицистические произведения, а о нем самом – несправедливо мало. Мою книгу можно считать попыткой устранить хоть в какой-то мере эту несправедливость.

 

Мой труд о Мельникове-Печерском – книга о писателе, который постарался преодолеть существовавшие в обществе стереотипы в отношении старообрядчества. Вначале мы видим человека, взгляды которого нисколько не отличаются общераспространенных, это неприятие формировалось и насаждалось в общественном сознании полемической литературой.

 

Путь Мельникова – сложный путь преодоления стереотипов, развенчивания мифов, сложившихся вокруг старообрядчества, по которому надлежит пройти всему российскому обществу. У писателя этот путь занял практически всю жизнь. Он многое успел сделать для формирования новых принципов веротерпимости, однако, нужно заметить, остановился в своих взглядах на неких единоверческих позициях, хотя единоверцем, как известно, не был. Мне было важно показать его поиски, ошибки, противоречия на этом пути… В книге этот путь, мне кажется, прослежен достаточно подробно – через произведения самого Мельникова, в сопоставлении их с творчеством других писателей, через его деятельность на поприще чиновника МВД.

 

Надо сказать, что тема «Литература и старообрядчество» – достаточно широка и не ограничивается одним Мельниковым, Лесковым, Василием Ливановым, которому в книге также отведено немало места и которого сегодня успешно переиздают, о чем ваш сайт, кстати, сообщал. Таковы литературные парадоксы: произведения совершенно забытых писателей порой «воскресают» – либо на телеэкране, либо в переизданиях, не подвергаемых литературоведческому анализу. Очевидно, они найдут своего читателя. Старообрядческой тематики касались и Тургенев, и Лесков, и Мамин-Сибиряк, и Салтыков-Щедрин, однако одной книги не хватит, чтобы рассказать об этом более подробно, не касаясь имен из ХХ века. К слову сказать, фамилия Щедрин – это фамилия купца-старообрядца, с которым сосланный в Вятку чиновник Михаил Евграфович Салтыков имел возможность поговорить о старой вере. На допросе. Беседа произвела на него такое впечатление, что он сделал ее второй своей фамилией и с ней вошел в мировую литературу. Так появился Салтыков-Щедрин.

– Сейчас старообрядцы вновь обрели  право голоса. Если говорить о развенчивании устаревших мифов, то, видимо, это и будет одной из задач современной старообрядческой периодики. А в чем еще, на ваш взгляд, заключается ее роль?

– Когда заходит речь о задачах старообрядческой периодики, мне вспоминается передовая статья из журнала «Старая Русь», выходившего в 1912 году. Журнал ставил себе целью определение новой идеологии старообрядчества. Прежде оно терпелось государством, «благодаря этим преследованиям получало ясное определение своей цели: жить и бороться терпением с притеснителями, дабы сохранить древлеправославную веру». После 1905 года ситуация изменилась.

 

«Довольно нам песен о страданиях и гимнов о религиозной твердости; теперь нам нужные трезвые, ясные слова о современном положении вещей». Отсюда следует закономерный вопрос: к чему должно стремиться старообрядчество? «Оно должно развивать в себе чисто русские, славянские начала, которые заложены в нем; должно поставить целью достижения высокий, красивый и святой идеал, чтобы привлечь умы и сердца старообрядческой молодежи, которая теперь уже не удовлетворяется прежними границами деятельности и настойчиво требует новых идей, новых стремлений, и не находя их, перестает быть старообрядческой, оставляет веру отцов и дедов. Необходимо, чтобы дети не стояли в стороне от религиозной жизни своих отцов. Нравственной обязанностью каждого любящего старообрядчество журнал провозгласил воспрепятствование разрастанию пропасти между отцами и сыновьями в старообрядчестве. Деятельность старообрядчества может развиваться лишь одним путем – путем культурного, прогрессивного единения всех согласий на почве общих интересов".

 

Мне кажется, с тех пор мало что изменилось, хотя прошло без малого сто лет. Конечно, понятие «прогрессивное единение» требует расшифровки и конкретизации с учетом современных реалий. Это, а также проблема «разрастания пропасти между отцами и сыновьями», поиск своего места в новых культурно-политических реалиях, осмысление своей ниши в культурно-информационном пространстве и многое другое – все это требует работы, рефлексии, все это – задача и современной старообрядческой периодики. А песен о страдании и гимнов о религиозной твердости действительно довольно.

– Этот вопрос сложен и актуален не только для нас. Хочу вспомнить имя Никифора Дмитриевича Зенина – подвижника-книгоиздателя, жившего в Егорьевске, выпускавшего журнал «Старообрядческая мысль». Многое, написанное им, кажется устаревшим: публицистика живет до тех пор, пока живет повод, ее породивший. Когда он становится историей, то забывается, уходит из памяти поколений, к публицистике не возвращаются. Однако, публицистический повод обладает способностью время от времени воскресать и тогда те статьи, которые он некогда вызвал к жизни, снова становятся актуальными, позволяя взглянуть на старые проблемы с нового ракурса, в свете уже иных исторических реалий.

 

Но есть у Зенина статьи, актуальные, как мне кажется, в любое время, и их наберется на хороший сборник. Одна из них – «К нашей молодежи», опубликованная в «Старообрядческой мысли» и позже изданная отдельным оттиском.

 

«Наше поколение, как мужчины, также точно и женщины, – пишет Никифор Зенин, – уже не те в религиозном отношении, что были наши отцы и в особенности деды. Над нами уже "потрудилась” государственная (земская, министерская, и в особенности церковно-приходская) школа, и потому наше поколение вышло на сцену жизни с растрепанными религиозными убеждениями, не только чисто старообрядческими, но и вообще веровыми. А раз наше поколение таково, то каково же будет поколение, следующее за нами? Ведь худо-бедно нас еще воспитывала строгая семейная обстановка, а наша личная семья уже этой обстановки не видит. Наши дети совершенно почти не получают семейного религиозного воздействия, хороших добрых родительских примеров. Я уж не говорю о том, что мы наших детей не научили дома надлежащим отношениям к Богу, Церкви, людям, а также и церковной грамоте. Воспитание наших детей мы беззаботно поручили современной школе, то есть людям, не только чуждым нашей вере, но даже и всякой вере вообще…».

 

Никифор Дмитриевич скончался в 1922 году. Поколение, пришедшее в мир в этом году, училось в советской безрелигиозной школе и в расцвете лет ушло на фронт. Следующее поколение также прошло через безрелигиозную школу. Не видя почти и родительского примера христианского жития. Конечно, очаги семейного воспитания были, но они скорее исключение, чем правило…

 

«Прервалась связь времен», и этот разрыв, хотя и слабо, но наметился еще до революции. Кстати, Указ об укреплении начал веротерпимости тоже обозначил определенный разрыв между поколениями в отношении к вере и молитве: у старообрядческого писателя и публициста Луки Быстрова есть рассказ, в котором герой, священник, отказывается идти открыто крестным ходом на иордань, на виду у всего села, слушаясь старика-односельчанина, говорящего, что объявленная царем религиозная свобода мало принесет хорошего, лучше все оставить, как есть: молиться тайно, как в прежние годы гонений.

 

Причины равнодушия, о котором вы говорите, лежат в нарушении апостольской заповеди: «Поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам слово Божие, и... подражайте вере их» (Евр.13, 7). Что делать? Исполнять ее. Требуется восстановление традиций семейного благочестия, ибо причины равнодушия прошли через семью. Возрождение интереса к «микроистории» – истории своей общины, своей семьи.

 

«Старообрядчество, – пишет Никифор Зенин в статье «К нашей молодежи», – это нечто очень святое, святое и в веровом отношении, и в бытовом, и в семейном, и в национальном, и государственном. Исчезнет оно, с ним исчезнут и вера, и строгий честный христианский быт, строгая деловая цельная нравственно семья, исчезнет и национальная чисто русская особенность, и государство потеряет мощную, сплоченную, истинно государственную силу. Вот почему надо бы общими силами поддерживать старообрядчество в его стремлении сохраниться». «Я говорю общими, – писал Зенин, – то есть не только нашими старообрядческими, но и государственными, и даже силами церкви господствующей, ибо, если эта церковь считает себя православною, то старообрядчество-то и есть православие, только в его более чистом виде».

 

Что касается государства, то оно в ХХ веке, как и в предыдущих столетиях, православных христиан-старообрядцев только гнало. Призыв Зенина прозвучал в пустоту. Звучит ли он в пустоту сейчас? Вот вопрос. А что касается его слов о церкви господствующей, это, по-моему, хороший повод для дискуссий.

 

Никифора Дмитриевича частенько заносило в сторону утопий: в годы гражданской войны он предлагал возложить на епископов контроль за распределением хлеба между народом; может, в древности подобное было бы и возможно, но только не в эпоху гражданской войны в России. Речь может идти о возвращении РПЦ к православным дониконовским чинам и обрядам, к «прежней старожитности», как говорил Ксенос, а это – общее изменение менталитета, мировоззрения (собственно, Зенин и имел это же в виду).

 

Но как бы то ни было, прежде чем действовать, говорить, принимать решения, надо помнить и другую апостольскую заповедь: «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром?» (2 Кор. 6, 15).

– Выход первого тома был обозначен как начало особой книжной серии «Наследие старообрядческих апологетов, начетчиков, писателей». Поэтому если уж издавать – то всех, кого можно назвать старообрядческим начетчиком, писателем, апологетом. Главная особенность нового издания – научная подготовка, проведенная силами самих старообрядцев, которая предполагает тщательную сверку текстов, их комментирование, наличие справочных указателей. Да, задача огромная, но куда деваться? Современность ставит порой вопросы, на которые давно уже дан ответ, только найти его можно на полувыцветших страницах гектографов. Да, рукописи не горят, гектографы, наверно, тоже, если вспомнить классику, но они выцветают и гибнут от воды и сырости, от пыли… Если при своей жизни мы не будем спасать наследие предков, то после смерти наверняка осудимся… Можно вспомнить еще слова из Нагорной проповеди: «И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мт. 5, 14). Если мы, старообрядцы, владеем сокровищем богословской мысли, накопленным нашими предками, то зачем его прятать?

 

Что же мы сделали для того, чтобы наследие старообрядческих апологетов, защищавших православное вероучение от измышлений миссионеров господствующей церкви, было доступно, чтобы оно светило всем, как та свеча, поставленная на подсвечнике?

 

Многие годы в Москве проходили Международные научно-практические конференции, собиравшие ученых со всей России и, как принято сейчас говорить, ближнего зарубежья. В опубликованных сборниках вы не встретите докладов, посвященных И.Г. Кабанову (Ксеносу), К.А. Перетрухину, епископам Иннокентию (Усову) и Арсению (Швецову), я уж не говорю о менее известных именах: Василий Зеленков, Андрей Токманцев, Иван Захаров, Иосиф Хромов... Современное «старообрядчествоведение» больше внимания уделяет этнографии, языкознанию, и в гораздо меньшей степени – истории старообрядческой Церкви.

 

Недавно держал в руках огромный том, посвященный языку Агафьи Лыковой – сколько труда вложено! Разные говоры, региональные этнографические особенности свадебных и прочих обрядов, обычаев, старообрядческая книжность – все это изучается намного больше и публикуется широко. Но старообрядческая апологетика, увы, практически неизвестна. Ее как будто нет…

 

Если говорить о научных конференциях, то необходима, видимо, корректировка их тематики, необходимо ориентировать исследователей в первую очередь на историю Церкви, историю старообрядческих центров, на изучение старообрядческой апологетики и, без этого также нельзя обойтись, – историю противостарообрядческой апологетики, изучение деятельности миссионеров, в частности круга «Братского слова».

 

В ХХ веке – своя специфика: старообрядчество и революционное движение (те, кто обвиняет нас в поддержке революционеров, вроде покойного отца Даниила Сысоева, пусть почитают маленькую книгу Ивана Захарова «Мысли старообрядца в смутную годину»), старообрядческая периодика, старообрядчество в Первой и Второй мировых войнах, 1930-е годы… Но не буду подробно останавливаться на этом. Дело спасения этнографов – дело рук самих этнографов.

 

Расцвет апологетической литературы в РПСЦ начался после 1846 года, то есть после присоединения митрополита Амвросия и восстановления полноты трехчинной церковной иерархии. Требуют переиздания и научного осмысления труды иже во святых отца нашего инока Павла Белокриницкого. Его послания к беспоповцам публиковал журнал «Старообрядец» в 1906-1907 году. Это один из первых примеров старообрядческой полемики с Павлом Прусским, который тогда еще не перешел в единоверие. Читать сложно, но это – классика нашей апологетики, труд, который учит выстраивать, формулировать, обосновывать свои идеи. Труд, который учит культуре мысли, культуре полемики. Минуло более ста лет, но эта его работа, другие, его эпистолярное наследие – не собраны воедино, известны только специалистам. Сегодня поднимается вопрос о его общероссийском почитании. Но, согласитесь, переиздание трудов инока Павла также стало бы данью уважения к его подвигу.

 

Кстати, одно из его сочинений мы опубликовали в первом томе епископа Арсения Уральского. Знаменитый Белокриницкий устав. При этом опирались на подлинник, не перепечатали его заново по «Истории Белокриницкой иерархии» Субботина 1874 года. Выявили ошибки, допущенные при подготовке текста Субботиным и типографском наборе. Должен оговориться, что полная публикация Белокриницкого устава впереди. Мы взяли только русский текст, а Устав в полном его объеме – это параллельные тексты на русском и немецком языках. Особенность работы заключалась и в том, что при подготовке требовалось еще доказать, принадлежит ли то или иное сочинение епископу Арсению или нет. Иными словами, шла не просто издательская, но попутно исследовательская работа, кропотливая, незаметная (итог многих дней поисков может быть выражен в нескольких печатных строках), но совершенно необходимая. Требуется установить или уточнить обстоятельства создания того или иного сочинения, выявить и оговорить ошибки, неточности, биографические сведения об упоминаемых лицах, будь то старообрядцы или миссионеры. В настоящее время готов к печати второй том, включающий исторические и историко-мемуарные сочинения. Можно приступать к предпечатной подготовке. Но вопрос издания собрания – вопрос чести – упирается в деньги. Хоть становись и Христа ради проси…

 

Кого бы хотелось еще издать? – спрашиваете вы. Хотелось бы – все те сочинения, что не должны пребывать под спудом, на старых страницах книг, изданных на гектографе. Илларион Кабанов (Ксенос), Арефий Страхов, Климент Перетрухин, епископ Иннокентий (включая статьи в старообрядческой и другой периодике), Иосиф Перетрухин, Никифор Зенин, протоиерей Алексей Старков (инок Аввакум), о. Феодор Гусляков, архиепископ Иринарх (Парфенов). Отдельная тема – собрание сочинений епископа Михаила (Семенова). Есть люди, перед которыми мы просто в долгу. Яков Алексеевич Богатенко, умерший в тюремной больнице – замечательный старообрядческий писатель, искусствовед, знаток пения. Иван Васильевич Шурашов, секретарь епископа Геннадия (Лакомкина), осужденный в 1935 году на пять лет за «антисоветскую агитацию». Лука Внифатьевич Быстров – автор статей о пении, учебника, прекрасных рассказов (почитайте хотя бы в журнале «Слово Церкви» его «Складень», «Утром»). Он погиб в тридцать лет на фронте Первой мировой от немецкой пули…

 

В плане переиздания больше всех повезло Федору Мельникову, но его сочинения вышли в свет без должного научного комментария, в томах отсутствуют ссылки, по какому именно изданию печатается текст. И кроме того многое осталось за пределами многотомника: статьи под псевдонимами, статьи в газетах «Голос старообрядца», «Слово правды».

 

Вы говорили об иванах, не помнящих родства, о равнодушии к истории. Это воспитательная проблема. Как-то я задался целью подготовить библиографический план сборника о старообрядческом образовании и воспитании по страницам старообрядческой периодики. Отбирал именно мировоззренческие работы, где раскрыты конкретные пути решения вопросов воспитания. Юридическим положением старообрядческих школ и учителей пусть займутся историки педагогики. Подготовил. Может, кто-то заинтересуется, поможет издать. Но без денег об этом не может быть разговора. А ведь согласитесь, тема актуальна. В этот сборник вошли бы работы Никифора Зенина, Ивана Кириллова, помещенные на страницах журнала «Голос церкви», епископа Михаила, Федора Мельникова, Якова Богатенко, о. Григория Карабиновича, старообрядца-беспоповца В.З. Яксанова (например, статья «Старообрядчество и просвещение», опубликованная в журнале «Щит веры» за 1912 год (№7 и 8) и многое другое. Все это вместе – настоящий кладезь старообрядческой педагогической мысли.

– Признаком растущего интереса к старообрядчеству можно считать научные конференции, проходящие в разных городах…

– По мере возможности я стараюсь принимать в них участие, но отнюдь не считаю растущее количество докладов со старообрядческой тематикой признаком интереса к нашей Церкви. Хотя есть ученые, которых интересует именно история РПСЦ или же темы, тесно с нею связанные. Их труды очень интересны. На мой взгляд, нужно различать две вещи: научная конференция по старообрядчеству вообще и, условно говоря, научная конференция по истории нашей Русской Православной Старообрядческой Церкви. Раз мы с вами к ней принадлежим, то будем о ней говорить. Исследований по старообрядчеству много, а вот изысканий, посвященных непосредственно нашей Церкви – в несколько раз меньше. Ученым интересна старообрядческая книжность, пение, икона в чисто искусствоведческих аспектах и этнография – во всей своей красе и региональной широте, а старообрядческое начетничество, жизнь и апологетическое наследие отдельных начетчиков, писателей, публицистов, белые пятна в судьбах конкретных старообрядческих архиереев, деятелей, приходов (особенно в ХХ веке), исповедники нашей Церкви, исследования в сфере противостарообрядческой миссионерской деятельности (жизнь и деятельность Субботина, Иоанна Виноградова, Павла Прусского, Ксенофонта Крючкова и других менее известных миссионеров), отдельные апологетические сочинения, как старообрядческие, так и миссионерские – это все, судя по тематике научных докладов, – совершенно не интересно…

 

Повторяюсь, потому что наболело. Эту ситуацию хотелось бы изменить. Во вступительной статье к первому тому собрания сочинений епископа Арсения Уральского я предложил проведение научных чтений, посвященных этому великому подвижнику – Арсениевских чтений. Но кто будет этим заниматься? Есть ли у нас такие силы?

– Прежде чем вы продолжите вопрос, замечу: порой спрашиваешь наших христиан:  "Знаете, как называлась наша Церковь до 1988 года?" Ответ, как правило, следующий: "Древлеправославная Церковь Христова…". Люди повторяют это вслед за словарем «Старообрядчество: лица, предметы, события и символы», откуда это наименование теперь «гуляет» из одной научной статьи в другую.

 

Там сказано, что «Древлеправославная Церковь Христова» – «полное название общества старообрядцев, приемлющих священство Белокриницкой иерархии <…>. В России название существовало с сер. 19 в. по 1988 г., когда на Освященном Соборе на Рогожском кладбище было установлено новое наименование Церкви – Русская Православная Старообрядческая Церковь».

 

Уже много лет прокопавшись в архивах, я как-то поймал себя на том, что почему-то не встречаю такого наименования: «Древлеправославная Церковь Христова». Если посмотреть, например, изданный в 1913 году сборник постановлений Освященных Соборов старообрядческих епископов, носящий вполне официальный характер, то там нет «Древлеправославной Церкви Христовой». Потому что это название отнюдь не является официально закрепленным. Поэтому сборник и называется очень просто: «Постановления старообрядческих епископов». Это наименование бытовало наряду с другими, было одним из многих возможных. Официального не было.

 

Поэтому Федор Мельников назвал свою книгу «Краткая история древлеправославной (старообрядческой) Церкви», и не добавил «Христовой», как то требовалось бы, если б речь шла об официальном названии. Поэтому епископ Арсений (Швецов) Уральский прибегал к странному слову «старообрядствующая» (Церковь или церковная иерархия), а начетчик Семен Семенович, не в силах обойтись одним или двумя словами, писал так: «Християнская (староверческая) Церковь, содержащая древлеправославныя Греко-российския Церкви веру», имея здесь в виду ту Церковь, что сейчас, после 1988 года, и носит название РПСЦ. Во второй половине 1940-х годов был написан «Устав христианской русско-старообрядческой церкви Белокриницкой иерархии».

 

Очень часто встречается короткое: «Церковь Христова». И этим все сказано. Церковь Христова одна, и не может быть древлеправославной или новоправославной. Церковь Христова одна, и мы принадлежим к ней. В документах, в периодике ХХ века встречается такое: Христова древлеправославная Церковь («древлеправославная» с маленькой буквы).

 

Официального названия не сложилось, поскольку в государственных органах власти регистрировались общины, а не Церковь как таковая. Очевидно, «древлеправославная» или «старообрядческая» – необходимые прилагательные, чтобы отличаться от других церквей, тоже именующих себя Христовыми и православными, но отличаться, существуя в информационном потоке, в неких уже заданных культурно-бытовых и исторических реалиях, координатах. А по сути – надо понимать и осознавать: мы – Церковь Христова, и этим все сказано… Изучение самоназваний старообрядческих упований, официальных и неофициальных, в их временной динамике, у разных старообрядческих писателей может стать темой отдельного исследования. Возьмется ли кто-нибудь? Вот мне интересно. Но я повторюсь, наверное: если мы сами не примемся за изучение собственной истории, если сами будем к ней равнодушны, если не воспитаем собственных историков (например, из студентов духовного училища, почему нет?), то не возьмется никто. Дело спасения старообрядчества – дело рук самого… Ну, вы меня поняли.

– Да, это попытка хотя бы немного сократить число белых пятен в нашей истории. И период, 1930-е годы, взят такой, где их особенно много. Здесь, конечно, не справиться одному человеку. Кстати, в том, что журнал увидел свет уже в пятый раз, огромная заслуга Александра Васильевича Антонова, редактора журнала «Церковь».

 

«Изюминка» номера – биобиблиографический словарь наших епископов, живших в 1930-е годы. Более или менее подробное жизнеописание в рамках словарной статьи со списком литературы, который можно где-то пополнить, а с течением времени дополнить новыми ссылками. В номер вошли все выявленные на сегодняшний день документы, главным образом переписка между епископами и Московской старообрядческой общиной, о выборе местоблюстителем Московской архиепископской кафедры епископа Викентия (Никитина) после смерти в 1934 году архиепископа Мелетия (Картушина).

 

В номере закончена публикация переписки между Московской архиепископией и суздальскими узниками: архиепископом Аркадием, епископами Кононом и Геннадием. Да, это XIX век, но что касается нашей Христовой Церкви, то это тоже время, где было место исповедническому подвигу. Да еще какое!

 

Думаю, что много говорить об этом номере вряд ли стоит. Лучше один раз увидеть и прочитать. Пока он еще есть в продаже в старообрядческих книжных лавках.

Книги и статьи В.В.Боченкова на его страничке в Книжнице