Сочинение архимандрита Клавдиана (Ларькова) погружает читателя в волшебный мир новообрядческих софизмов. Если поглядеть с одной стороны – то, вроде, не враг он староверию, но с другой… В общем, вышло, как у Крылова в басне: «Случается нередко нам/ И труд и мудрость видеть там,/ Где стоит только догадаться/ За дело просто взяться». Ларьков, «механики мудрец», за дело взялся с рвением, присущим богослову. Старообрядчество ему – как ларчик пресловутый: «Вертит его со всех сторон/И голову свою ломает». А заодно и нашу, пока не догадаешься, что истины здесь нет. Есть куски, надерганные из разных источников, сшитые как лоскутное одеяло. Пестро, но не греет, да и сшиты вкривь и вкось. Но все по порядку.

 

Возьмем его книгу «Хранители древлего благочестия» (Тула, 2010). Книга имеет подзаголовок: «История апологетики старой веры. Современное старообрядчество». Только не подумайте, что архимандрит провел серьезный анализ современного староверия. Эта часть подзаголовка относится, собственно, к главе третьей «Епархии Русской Православной Старообрядческой Церкви (РПСЦ)». О!.. Эта глава стала для меня сущим камнем преткновения. То есть, если до нее читалось кое-как (я поругивалась, но об этом после), третью главу просто вымучивала. Спасло одно – воспоминание из советского фильма «Корона Российской империи». Там есть эпизод, когда нужно тянуть время и экскурсовод менторским тоном начал: «Вы, наверное, знаете биографию персонажей Нового Завета? Она восходит к Ветхому Завету. Я кратко напомню. Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова. Иаков родил Иуду и братьев его…».

 

Так и хотелось сказать автору книги: мы тут стоим уже четыре часа, надеюсь, вы не собираетесь рассказывать нам историю Нового Завета до конца? Автор издания также нудно и методично, как тот экскурсовод, пересказывает историю приходов РПСЦ, почерпнутую из церковных календарей, старообрядческих сайтов и немногочисленных публикаций, так или иначе передающих историю возникновения и существования белокриницких общин и храмов. А смысл тягомотины? Тот же – отвлечь внимание читателя, вымотать его до равнодушия к предмету исследования. Только в фильме – корона с брильянтами, а в книге – древлее благочестие.

 

В частности, архимандрит Клавдиан излагает историю РПСЦ почему-то сразу с основания Рогожского кладбища, как будто до этого ничего не было (с.48). При этом даже с такой задачей он не совсем хорошо справляется, т.к. про храм Покрова он пишет, пользуясь явно устаревшей информацией. Утверждается, что построен храм по проекту архитектора М.Ф.Казакова (с.49), хотя И.К. Русакомский давно опроверг это мнение. Фактически то же самое, что я сказала о третьей главе, можно сказать и о четвертой – «Русская древлеправославная Церковь» – которую так и не дочитала. «Редкая птица долетит до середины Днепра»…

 

Однако обратимся к введению книги «Да восторжествует мир Божий» и главе первой «Полемика, богословие, литература». Уже с первых страниц я насторожилась. Архимандрит Клавдиан пишет: «Устоявшееся в общественном сознании и обществоведческой литературе антиклерикального, антиправославного направления представление о ″старообрядчестве″ как ″расколе Церкви″ в основном сводится к неприятию якобы значительной частью церковного общества исправленных богослужебных книг и изменений в церковных обрядах… Хотя т.н. ″реформа″ – книжная и церковно-обрядовая синопсизация – никак не изменила канонико-догматических основ (выделено мной – Ю.М.) Православия и Церкви» (с.4). Да неужели? А с чего тогда сыр-бор? Языки резали, руки рубили, в срубах жгли?

 

Дальше – больше. Архимандрит разделяет мнение современного исследователя В.В.Шмидта, считающего, что книжная и церковная реформа связана не с именем патриарха Никона, а с митрополитом Газским Паисием Лигаридом. Ну, это называется «переводить стрелки». Автор считает, что связь реформы с Никоном – это «широко распространенный историко-полемический миф-заблуждение». «Таким образом, – делает он вывод – и ″никониане″, и ″старообрядцы″ в большей или меньшей степени являются заложниками существующей научно-критической традиции» (с.5). Вот в чем дело! Оказывается, историки во всем виноваты. «Невежда так же в ослепленье/Бранит науку и ученье/ И все ученые труды,/ Не чувствуя, что он вкушает их плоды».

 

Клавдиан продолжает: «…понимая существенность различий (кого с кем или чего с чем? непонятно из текста) и относительную их несущественность для обрядовой практики, не противоречащую церковному вероучению и канонике, а также затруднительность одномоментной смены элементов традиционной обрядовой практики, сам патриарх Никон, например, ради сохранения церковного мира разрешал ″служить как прежде″, т.е. по старым, не исправленным Служебникам, заложив тем самым основу единоверия, которое получило свое развитие в XIX в.» (с.6). Во как! Мы-то думали, что все пошло от митрополита Платона и «пунктов» 1800 года, а тут Никон в передовиках.

 

Автор книги упоминает о «жестком административно-политическом преследовании раскольников, как лиц нелояльных к гражданским и церковным властям» (с.6). В крыловской басне Волк «…делу дать хотя законный вид и толк,/ Кричит: "Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом/ Здесь чистое мутить питье мое/ С песком и с илом?/ За дерзость такову/ Я голову с тебя сорву"». Разве вопрос о лояльности или нелояльности староверов к гражданским властям столь однозначен? Очень тонкая ложь на староверов как людей непокорных властям, упрямцев.

 

А далее смешнее: «решительных шагов со стороны старообрядцев к взаимному примирению в рассматриваемый период предпринято не было» (с.6). Староверов на протяжении трех столетий преследуют по закону, сажают в тюрьмы, отбирают имущество, а они не хотят мириться! «У сильного всегда бессильный виноват:/ Тому в истории мы тьму примеров слышим/ Но мы истории не пишем…» Зато переписать историю взялся архимандрит Клавдиан: «Для преодоления историко-полемического мифа-заблуждения о сути церковного раскола необходимо начинать практические действия по комплексной отраслевой научной демифологизации» (с.7). Ну да! Мифы Древней Греции и мифы Древнего Рима, как говорят в Одессе, – две большие разницы!

 

«Деяние Поместного Собора 1971 г., – заявляет Ларьков, – способствовало сближению старообрядчества с Московским Патриархатом. Старообрядцы увидели в Русской Православной Церкви единственного союзника в христианском воспитании русского общества, в преодолении безнравственности, борьбе с распространением различных пороков, агрессии, жестокости и насилия» (с.8). Смелое утверждение по поводу того, что старообрядцы увидели в РПЦ «союзника». Хочется верить, что старообрядцы своим союзником в борьбе с пороками всегда считали Христа, а не РПЦ.

 

Далее автор книги приводит цитаты из Собора Русской Православной Церкви 1988 г., Архиерейского Собора 2004 г., доказывающие, якобы, поступательное развитие отношений РПЦ и РПСЦ. Создание Комиссии по делам старообрядных приходов и по взаимодействию со старообрядчеством при ОВСЦ, а также открытие в Покровском храме в Рубцове Патриаршего центра древнерусской богослужебной традиции, по мнению автора, являются «необходимым шагом привыкания друг к другу, узнавания церковной культуры другой стороны…» (с.12). Знал бы автор русские пословицы, то не стал бы о привычке говорить, ибо русские люди давно сказали: «За худую привычку и умного дураком обзывают», и еще: «Привыкнешь, так и в аду ничего».

 

Из серии «русский язык на грани нервного срыва» звучит, причем несколько раз, слово «западнизация»: «историки…поддерживали борьбу против западнизации, обмирщения и политизации Церкви» (с.22). Только в Толковом словаре русского языка под редакцией Т. Ф. Ефремовой встретила данный термин, точнее его толкование. Не лучше ли было использовать уже привычное слово «вестернизация», если не хочется прямо говорить про окатоличивание России?

 

Говоря о Н.И.Субботине, архимандрит Клавдиан отмечает, что он «был лично знаком со многими деятелями белокриницкого согласия, в его распоряжении был архив белокриницкого монастыря, что позволяло исследователю быть в курсе происходящих в расколе событий» (с.21). И тут же: «Его произведения…ценны отражением современных процессов, протекающих в австрийском согласии» (с.21). Все бы ничего, но тут же автор скатывается к миссионерской терминологии, заменив «белокриницкое» на «австрийское» согласие. Чуть ниже он продолжает: «действие происходит на пароходе, где своеобразное трио из двух важных и степенных австрийцев и одного молодого и легкомысленного федосеевца противостоит массе вопрошателей…» (с.35). «Австриец» для патриотичных староверов – почти ругательство. Ну а «легкомысленный» для федосеевцев?

 

Но больше всего возмутила филигранная манипуляция читателем. Про святителя Арсения Уральского читаем: «в свое время он ушел из беспоповства, состоялось его обращение в Православную Церковь старообрядческой традиции, приемлющую белокриницкую иерархию» (с.26). Да здравствуют «старообрядные приходы» РПЦ? О таких, как наш писатель, протопоп Аввакум говорил: «Мудры блядины дети греки…».

 

Рассуждая о роли России в хранении православия, автор заявляет: «Глава, то есть царь, несет функции заботы о материальном (политическом, экономическом и пр.) и духовном благоденствии народа. Царь - "удерживающий теперь", по изъятии которого из мира начнется апокалиптический период мировой истории» (с.42). Это мнение царебожников, мнение никонианского происхождения. Клавдиан почему-то приписывает староверам несвойственные им взгляды. Автор книги обвиняет Ивана Грозного в том, что он стал «предтечей секулярных событий XVII века, что отмечали и староверы, и исследователи» (с.42). В каком старообрядческом сочинении он про царя вычитал? Но, согласно «Вредным советам» Григория Остера, «Никогда вопросов глупых/ Сам себе не задавай,/ А не то еще глупее/ Ты найдешь на них ответ». Не менее странно звучит тезис Клавдиана, что «именно древлехристианские общины стали в глазах староверов тем "удерживаюшим", который не дает наступить апокалиптическому периоду истории» (с.43).

 

Говоря о периоде «развитого социализма» архимандрит Клавдиан рисует плачевное состояние староверия: «Не стало возможности получить старообрядческое образование. Книжная ученость и богословская грамотность вновь стали уделом избранных самоучек-начетчиков. Религиозные диспуты прекратились, некому стало спорить и не с кем. Староверие медленно старело и вымирало. Часто со смертью верующих стариков молодежь выкидывала на помойку оставшуюся "рухлядь": книги и иконы, прежде бережно передаваемые из поколения в поколение» (с.44). Нарисовав мрачную картину, Клавдиан забыл сказать, из какого беллетристического произведения он взял этот отрывок. Но городские страшилки обещают нам, все-таки, хороший конец: в черном-черном городе, где стоит черный-черный дом, в черном-черном гробу живет беленький котенок. «Возрождение старообрядческих общин началось в конце 80-х – начале 90-х годов», – пишет архимандрит (с.45).

 

Вроде бы, читая книгу «Хранители древлего благочестия», автора нельзя заподозрить в неистовой антипатии к староверам, даже слышны комплименты в их адрес, но по привычке, что ли, или нет сил удержаться, нет-нет, да и пнет их ногой под столом. Как писал незабвенный Пушкин: «Нет ни в чем вам благодати;/С счастием у вас разлад;/И прекрасны вы некстати/И умны вы невпопад».

 

Автореферат архимандрита Клавдиана (Ларькова Олега Геннадьевича) «Историко-критический очерк старообрядческой апологетики» (Ужгород, 2009) гораздо откровеннее книги: http://obitel-tula.narod.ru/kniga3.htm.  Вот что утверждает Ларьков про реформу Никона: «проведенная патриархом Никоном синопсическая унификация богослужебных текстов и обрядов в форме книжно-обрядового дела, – есть преодоление частных богословских заблуждений, зафиксированных в решениях Стоглавого Собора (1551 г.)». Вот почему был выпад против Ивана Грозного в книге.

 

А вот в эту цитату из реферата следует вдуматься глубже: «под "старообрядчеством" следует понимать совокупность религиозных направлений и толков, возникших в русском православии в конце XVI-XVIII вв. как социокультурная и гражданско-церковная реакция на смену политико-правовых и социально-экономических норм патриархального уклада жизни, восходящих к теологуменству (частное богословское мнение) близкому ереси богомильства и традициям, установленным решениями Стоглавого Собора 1551 г.». Обвинение старообрядчества в богомильстве – штука серьезная. Тут уже не скажешь, что Клавдиан симпатизирует староверию.

 

Читая дальше реферат, мы видим, что одной из причин «церковной смуты» Клавдиан называет отстранение Ивана Неронова, Федора Иванова и Аввакума Петрова «от участия в выработке церковно-государственной политики». А чуть выше богослов указывал на «психосоциальные составляющие тех личностей, которые принимали активное участие в управлении жизнью Церкви». Да еще «боярское окружение» царя с целью дестабилизации государства «поддерживало наиболее активных расколоучителей». Фактически произнесена хула на наших святых, – смутьяны, мол, и подстрекатели, прямые раскольники.

После приведенных цитат тем более неприятно поражает факт, что старообрядческий митрополит Корнилий направил этому, с позволения сказать, богослову, письмо с благодарностью «за присланные труды о старообрядчестве». «Отделкой, чистотой Ларец в глаза кидался;/ Ну, всякий Ларчиком прекрасным любовался». Письмо опубликовано в самом конце книги Ларькова «Хранители древлего благочестия». Думается, прежде чем писать благодарности, надо разобраться, кто твой враг, а кто – друг.