Воспоминания староверов из деревни Подклинье Псковского района Псковской области были записаны в 2005 году О.Г.Ровновой, Я.Россем, X.Яэром. Это единственная в округе деревня со старообрядческим населением. В ней десять домов, в которых живет не больше пятнадцати человек; молодежи нет.

 

Староверами называют себя пять человек, в возрасте от семидесяти двух до восьмидесяти девяти лет. Их коллективный рассказ показывает драматичную историю старообрядчества в советской России. В разговоре участвуют Евдокия Ивановна Гукова 1916 года рождения, Ольга Самуиловна Тарасова 1926 года рождения, Василий Карпович Балашов 1930 года рождения, его жена Катерина Яковлевна Балашова 1933 года рождения, Анна Семеновна Иванова 1933 года рождения. Расшифровка аудиозаписи и комментарии О.Г.Ровновой.

 

Е.И.Г.: В Подклинье было восемьдесят домов, перед пожаром, перед войной. Две улицы — Верхняя и Нижняя, и Кошачья слобода, отдельно там люди жили. Эта Нижняя, ближе к речке Белянке, тая Верхняя, выше от речки.
В.К.Б.: Мы маленькие были — деревня большая. Половина было староверы А когда немец деревню выжег, мы на улице были. И после уже когда люди стали пробираться строиться — ничаво, ни денег, ничаво. Тут перестройка полностью после пожара: кто стал строиться, кто уезжать.

 

В.К.Б.: Советска власть-то началась — так были богатые старообрядцы-то, их раскулачили, выселили. Куда их? Оттудова и не вернулися.
О.С.Т.: Было, было раскулачиванье. Дают на сельсовет план: надо с такой-то деревни столько-то семей выселить вон. Так? Так! А кто выселен? Кто выселен?
К.Я.Б.: Выселены богатые которые были.
О.С.Т.: А чем они были богаты?
К.Я.Б.: А сами работали, очень много работали.
О.С.Т.: Вот были, я хорошо знаю и помню, Соковы. А что у йих было? Маслобойня только была, масло били. И лён мяли. Больше у йих ничего не было. И их выселили, раскулачили. Так? Таперь Осип Семёныч. Что у его было? Дом он построил — своими руками, на свою копейкю. Магазин открыл, торговал. Так он же не государственно — из своего кармана всё делал! За это надо выселить, раскулачить. А у Бутылиных чо было? Мельница! Моего отца — хотели нас выселить. А что у нас было? Отец в точивных (1) портках ходил да в поршнях (2).
К.Я.Б.: А Федины, Капиташка? У йих что было?
О.С.Т.: А ничего не было. А их выселили! Дадут план. Вот придут и скажут: вот тебя, вот той-то его — пошли в сельсовет! Всё, раскулачивали.
К.Я.Б.: И попа! И поп наш был, настоящий-то. И попа выселили с семьёй.
О.С.Т.: А потом тут открылся колхоз, а в колхоз остальное забирали.
Е.И.Г.: Два дяди-то моих выселили.
О.С.Т.: Так это не эта выселка. Это не раскулачиванье, ето чёрный ворон был.

 

В.К.Б.: При советской власти про старое ни слова нельзя было говорить. Что скажешь - и... Так что боялись лишнее слово и сказать.
К.Я.Б.: Чёрным вороном вон сколько увели бесследно.
О.С.Т.: Был и чёрный ворон. Ейного отца забрали (показывает на А.С.И.).
А.С.И.: Мне пять год было. Жили мы на хуторе там. Приехали: "Оденься! До сельсовету только доехать". И отец обул сапоги на босу ногу. Утром мать пошла — а они уже убиёны. И с концами! Нас осталось семь человек. Те-то взрослые, а мне было пять год, сестре было три года, а третья только родилася. Отца забрали, а она родилася в тридцать седьмом году, Зина-то. Презирали тогда, в тое время презирали, что молиться. Ой, боже спаси! Коммунисты были. Бывало, коли ты коммунист, так ты и иконы-то сними.
К.Я.Б.: И брата ещё подхватили.
А.С.И.: Да, и дядя тоже.
О.С.Т.: Книгу нашли, божественную книгу! Значит, ты веруешь Богу. А ведь тогда уже Бога-то не признавали, Бога презирали. Семья большая, книгу нашли божественную — и пожалуйста. Либо вон Ванька Земляков — столько тоже ребят! Что у его было?
К.Я.Б.: И двух братьев тоже, и зятя забрали.
А.С.И.: Мы ездили в управление, репрессированных-то нас тогда вызывали. Я уже забыла, в каком это году... Нам сказали, подписавши трое в деревне: Петров, Иванов, Аверьянов.
К.Я.Б.: И заявленье есть написано? И сохранивши архив?
А.С.И.: Да, нам сказали.
К.Я.Б.: Деревенские, оказывается. Деревенские это выходили, чёрный ворон ждали.
Е.И.Г.: Это в тридцать седьмом году, я в эмтээсе (3) работала, тут вот тоже один-то приехал, начальник. Пошёл к нам обедать. Поевши-то, мне и говорит: "У тебя завешено полотенцем новым, будто я не вижу иконы. Дети поели и пошли за завесу, там мотаются, как гады". Дети поели — пошли помолились, за завесу.
К.Я.Б.: Кресты скидывали с церквей в тридцать седьмом году.
В.К.Б.: До советской власти в деревне была моленная. Не церковь, а моленная. В тридцать шестом или тридцать седьмом её разрушили, я чуть-чуть помню. После войны собирались на дому и молились, в какой праздник дома где — и молились. Были и старики, что службу вели, — вымерли.

 

В.К.Б.: Нисколько не вру, все говорю как было. Зимой, еще не было Берлин взято, по льду ходили в Эстонию побираться, менять кое-что. У нас было пять штук ребят. Вот мама моя ходила зимой льдом в Березье в это, носила кой-что продать, меняла там на сало, на хлеб печеный. Кое-что от пожару вынесено было немец-то жег постепенно деревни-то, так зарывали мы. У нас был чемодан мануфактуры зарыто. Мать ходила в Ряпино (4), купила и привяла по льду коровку.
Сколько же километров корова по льду прошла?
В.К.Б.: А как сколько? По льду от нас до острова Залит будет тридцать километров, и там тридцать. Шестьдесят километров.
К.Я.Б.: Корова, говорит, вперед пушшена, она не вела за пособки (5). Очень сама, говорит баба, устала я.
А что, в Эстонии лучше жили?
К.Я.Б.: Конечно. Они были сытные. Там же они были не разрушенные, деревни не сожженные. Побиралися там ходили, просили.
В.К.Б.: А у нас даже дерева не было, спрятаться негде было, куста никакого. Все было сгоревши. Немец уходил и сразу сжигал. Кто попадет — убивал, расстреливал. Или загонял в сарай какой в деревне народ. Вот рядом Трети (6), так кто не спрятался, не убег — в сарае сожгли людей. Сколько было? Ведь тады народу было много. А что Эстония? Эстония кормила после войны. Все такие пацаны мы были, подростки, все ходили в Эстонию, работали там.
И не обижали вас там?
В.К.Б.: А кто обидит, за что? Работай только хорошо!
К.Я.Б.: В Латвию мы не попадали — это далеко, а Эстония близко, через берег и ходили туда, кормилися. Сошелся клин со светом
О.С.Т.: Все стало отходить с войны. До войны хорошо жили. И все почитали и соблюдали свою веру. А вот с войны... Нас выселяли, по лесам бегали. Тогда какой ж там была своя вера? Лишь бы кто дал бы поесть да попить бы. Все было вместе, жили как одной семьей. Тогда уж тут и стало умирать. Так и умерло все. Сожгли, сгорели.
А потом ты знаешь, от кого какую чашку берешь, тарелку, какая ложка? Лишь бы только поесть бы. Икон и то не было с пожару.
О.С.Т.: А мы староверы, честно слово. Только я подвязавши фуфаем. О-о-о, бывало бы, старики-то увидали вот так бы, мне как хриснули б (7)! Бывало, надо платочек так подвязать (показывает, что платок надо завязать под подбородком), и чтобы юбочка-то была длинненькая. А пришел в избу-то — надо перекреститься! А таперь все идет колесом.
Бывало, придешь в избу, захошь попить — надо спросить.Такой специальный ковшик, в кружечку вольешь и попьешь. И так не пей — сперва перекрестись, а тогда попьешь. А порядок понимали, хоть маленькие — а понимали. И мирские-то по-нашему стали понимать.
К.Я.Б.: "Мирские" — так называются православные. Они сами себя называют "православные". А нас презирали, старообрядцев, очень презирали. В школе, везде.
О.С.Т.: С нас-то смеялись, а мы свой носили крест. Было-то хорошо жить, а таперь сошелся клин со светом. Бывало, и замуж не пойдешь за православного, а ишши старовера.
К.Я.Б.: Ну выходили, и перекрещивалися.
О.С.Т.: Ну было. Таперь же мы и в церкву входим в мирскую. Кого несут из деревни — ну что, надо соседа-то провести. Идешь. А ведь, бывало, нельзя, грех.
К.Я.Б.: И на икону даже смотреть нельзя. На дороге там иди смотри. А в церкву, в храм в этот нам нельзя входить. Это нам грех непрошшенный. А таперь — идет все вот так, кувырком.
Церковь у нас только в Пскове. Батюшка приезжает из Ленинграда когда, а так там старушки ведут службу. В прошлом году дед был сходивши, а в этом не попали. Дети наши хотя и окрещены, но они не староверы. В церкву дети не ходют, на исповедь не ходют, они не понимают, что это такое.
Исповедаться надо каждый год ходить, грехи сдавать, обязательно. А если через три года не сходишь, уже тебя не проведут в нашей церкви. Тогда уже как собака бездомная.
О.С.Т.: Ну где ж нам во Псков-то съездить, когда у нас и голова-то кружится. А помолился бы, Царю Небесному надо молиться. Дома, помолишься, то и е.
Господи, прости наши души грешные. Больше ничего.
-------------------
1 Из самотканого холста.
2 Грубая самодельная обувь, которую носили бедняки.
3 МТС — машинно-тракторная станция.
4 Город Ряпина (Rapina) в южной Эстонии.
5 Здесь за веревку (от пособить — 'помочь').
6 Название соседней деревни.
7 У О.С.Тарасовой платок обвязан вокруг головы, а не завязан под подбородком.

Источник: "Русская деревня в рассказах ее жителей" под редакцией Л.Л.Касаткина, - Москва, "АСТ-ПРЕСС", 2009