В райцентре Исетское прошла II региональная научно-практическая конференция «Галанинские чтения», посвященная памяти «старообрядческого молитвенника и печальника края Исетского», духовного руководителя урало-сибирских крестьян-старообрядцев Мирона Галанина, обладавшего в полной мере богословскими знаниями, риторикой и являвшегося талантливым писателем. Организационную и финансовую поддержку в проведении симпозиума оказал выходец из исетского старообрядческого села Миролюбово Виктор Рябков, ныне генеральный директор тюменской компании «Газснаб».

Приверженцы старой веры после никоновских реформ уже не принимали беглых попов из официальной церкви, решив, что «священство улетело в небо». Относя себя к так называемому «беспоповскому часовенному согласию», приисетские староверы сами выбирали духовного руководителя (уставщика) — грамотного, уважаемого человека из своей среды, чаще — почтенного старца, способного вести службу. Таким авторитетом у кирсановской общины и был в свое время Мирон Иванович Галанин. Более двух веков назад он в одной из книг описал жизнь единоверцев-односельчан — подобные издания рукописей дониконианского периода и после него считаются большой редкостью. Речь идет о ярких по слову и изящных по стилю галанинских работах «Родословная часовенного согласия», «История о древнем благочестии», о его знаменитом «Письме Стефану Тюменскому». О событиях той поры Галанин пишет в нем:

«Много было горя, когда я находился в городе Тобольске: кругом люди веры с нами не одной, как лютыя восставали звери на нас в Знаменском монастыре при Пятницкой церкви, томили в оковах нас со иноком Иоакимом дваж(ды), все у лица было увещевание, дабы нам принять новые обряды Никон(иянские). И еще были разныя пытки, которыя устроены при монастырских келиях. В етом ж(е) монастыре Знаменском находился первый наш подвиж(ник) и страдалец за истин(ную) веру протопоп Аввакум. Здесь он служил служ(бу) по старопечатным книгам три года. …Видел и те монастырския темницы, где томили и морили нашег(о) страдальца инока Авраам(ия) и священника Симеона; священника заморили голодною смерт(ью). …И нас тоже прикавывали к колоткам на желез(ные) цепи за неприятие новоизданных книг и порядков. …С 1744 года мы платили оклад за веру; с 1752 год(а) законом нам приказано было носить особое платье и со знаками; все ето мы с терпением пережили. Когда настало время тишины с воцарением императрицы Екатерин(ы) Второй, с 1762 год(а) нам дарована свобода, с 1764 года отменен двойной оклад за веру, разрешено всем крыющим(ся) християнам возвратиться на родину; и мне, грешному и недостойному, сподобил господь пользоваться милостию царицы Екатерин(ы), и свободили меня на свободу из Тобольских казематов монастырских. …Теперь радость — молимся открыто. Был совет на Бешкиле строить часовню».

На кладбище в деревне Кирсанова до сих пор стоит часовенка и крест на могиле Галанина — он ушел в мир иной двести два года назад, в июне 1806 года. На поклонение пастырю приходят не только селяне, но и приезжие. «Часовня святого Миронушки», как любовно называют в деревне культовое сооружение, выполняет роль церкви и по сей день, сюда идут молиться по праздникам. Правда земляки старца с болью рассказывают и о нежданных визитерах, которые разворовали часовню, вырвали иконы из кладбищенских крестов. Пришлось воссоздавать ее макет в музейном зале в натуральную величину и со всей необходимой атрибутикой.

К слову, в экспозициях органично уместилась история православия и старообрядчества. Она состоит из икон Николая Чудотворца, Богоматери, Христа — Господа Вседержителя, множества других, имеющих легендарное происхождение, из рассказов о сохранившейся до наших дней Слободо-Бешкильской церкви (одном из шести каменных храмов Приисетья), построенной еще в 1850 году, о мужском и женском монастырях, существовавших в крае. Тема старообрядчества, конечно, вызывает у посетителей особый интерес. Это и достаточно крупная коллекция старопечатных рукописей и книг, среди которых Четья-Минея декабрьская, и одежда (молельное платье, сарафан, головной убор, погребальный наряд староверки), и гончарная посуда, и предметы культового медного литья, и молельные подушечки-лестовки... Лестовка — предмет своеобразный, она напоминает мусульманские четки. Делают ее из маленьких пистончиков (бобочков), в каждый из которых вставлена туго-натуго скрученная бумажка с воскресной молитвой. Лестовку молящийся обычно держит в левой руке, а правой в это время перебирает бобочки.

История края, зафиксированная на музейных стендах, говорит о том, что деятельность здешнего люда лет сто-двести назад была куда как разнообразнее. В Приисетье, к примеру, числилось 558 ветряных мельниц, 27 водяных, 4 паровых, 4 стеклозавода (среди них — известный Рафайловский), 3 винокуренные поварни, 9 маслозаводов, 12 маслобоен (сейчас маслозаводы за редким исключением превратились в простые молоканки), крестьяне занимались гончарным делом, выделывали кожи, шили шубы, плели короба, и даже имели собственную шляпную фабрику. Шили на так называемых «швейках» XVIII века. О практичности хозяев тогдашней земли говорят также сохранившиеся в музее туеса из бересты — они могут запросто сослужить конкуренцию современным термосам. Редчайший экспонат — ухват на колесах. Ясное дело, придумал его старообрядец-джентльмен, любивший и жалевший свою благоверную: он не мог позволить жене вручную управляться с двухведерным чугунком, его хозяйка ставила в печь при помощи механизированного приспособления. Вполне могли бы пригодиться в наше время и светец-лучина, и прялки, и ткацкие станки-кросна, сохи, серпы, молотила, решета для подработки зерна — непременные атрибуты староверского быта и образа жизни. Предметы быта и культа староверов числятся не только в качестве музейных реликвий, они и поныне служат верой и правдой их обладателям, в чем автору этих строк довелось убедиться при посещении по-своему экзотических деревень: Бобылево, Решетниково, Ершиной, Красново, Кирсановой.

Интересно, что тему старообрядчества тщательно раскрывают и школьные музеи: Бобылевский, Солобоевский и еще двенадцать таких же, открытых в средних учебных заведениях района. Кстати, интерес к истории родного края у юных исетцев проявился в очередной раз: в преддверии нынешних «Галанинских чтений» ребята участвовали в конкурсе сочинений на тему «Старообрядческие традиции в моей семье, селе, районе» и по его итогам были отмечены грамотами, благодарственными письмами и дипломами.

На земле Приисетья с приверженцами старой веры удалось пообщаться и в ходе нынешней поездки на симпозиум памяти Мирона Галанина.

— Вы знаете, откуда Лыковы пошли? — заинтриговала вопросом благообразная бабуля и сама же на него ответила: — Из наших краев — из деревни Лыково Упоровского района, тогда это был Исетский уезд.

Про эту же бабушку говорили: она знает слово «Интернет», правда произносит его на свой лад. В первом же своем утверждении женщина неоригинальна: теперь уже многим известно, что предки героев очерка журналиста Василия Пескова «Таежный тупик» — семьи Лыковых —выходцы из наших краев, они смогли спастись от мирской суеты только в глухой чащобе на берегу реки Абакан и выжили, конечно, благодаря трудолюбию и вере. А на «Галанинских чтениях» прозвучал интересный доклад «Особенности писем Агафьи Лыковой в сравнении с письмами других старообрядцев». В своем выступлении кандидат филологии, ведущий специалист Красноярского краевого краеведческого музея Галина Толстова рассказала, в частности, об удивительной идентичности письма Лыковых и Галанина — несмотря на более чем двухсотлетний разрыв во времени. Это одна и та же манера во вступлении, в подаче основной части, в концовке, в словооборотах и устойчивых сочетаниях. Без молитвы («Господи Исусе Христе Сыне Божии, помилуй нас…») такие послания не писались. А в целом это отражение традиций средневековой старообрядческой рукописной культуры, где вот уже который век используется традиционный высокий стиль, переплетенный с излюбленным просторечием.

О грамотности этих людей ходят легенды. И немудрено: самой жизнью они были поставлены в ситуацию, когда доказать свою состоятельность и право на достойное существование можно было только в том случае, если в конкурентной борьбе ты мог при прочих равных условиях обладать большими знаниями, умением, предприимчивостью, упорством… Культ чтения и культ труда, пожалуй, главные составляющие старообрядческой формулы успеха. Об этом говорил в своем докладе «Чтение старообрядцев как модель отношения человека и книги» Владимир Алексеев, филолог из Новосибирска. «Чтение старообрядца, — говорил он, — это попытка, способ и путь гармонизировать свои отношения и с «миром земным», и с «миром божественных сущностей». А образ этого идеального мироустройства, по мнению приверженцев старой веры, и складывается в процессе освоения культурной традиции и опыта духовных предшественников, аккумулированного исключительно в книгах. Старообрядцы не просто единственная категория русского населения Сибири, которая бережно хранит «древлие книги», передавая заключенные в них мысли, чувства, знания из поколения в поколение; они единственные, кто упорно продолжают от руки переписывать книги, переплетать их в надежные кожано-деревянные переплеты, поддерживая тем существование своеобразных средневековых скрипториев. Они единственные, кто сумел сохранить типично средневековые отношения человека и книги».

Столь же трепетное отношение сохранялось и к иконе — тем более что в России, как ни в одном другом государстве, она была широко распространена и играла в жизни человека очень важную роль. Как отметила старший научный сотрудник областного музея изобразительных искусств Ирина Мануйлова, «сибирское купечество (в среде которого было немало старообрядцев) обустраивало свои особняки по-новому, «по-благородному», «на столичный манер» и питало особую любовь к «строгановским» и связанным с ними корнями невьянским и рафайловским иконам. Их у старообрядцев было традиционно много — они располагались на полках-божницах в половину длины стены или во всю стену, иногда в два яруса. Иконы невьянской школы послужили, в свою очередь, отправной точкой для появления сугубо тюменского явления — так называемого рафайловского письма, которое сложилось в Приисетье в иконописных мастерских Свято-Троицкого мужского монастыря села Рафайлово, основанного в 1644 году старцем Рафаилом. Как правило, это были изделия меднолитой пластики (кресты, иконы, складни). Нередко большие четырехстворчатые складни с «Двунадесятыми праздниками» старообрядцы изготавливали подпольно ( имея спрятанный под полом горн и формы), скрываясь от епархиальных властей, боровшихся с расколом и раскольниками».

История Русской православной старообрядческой церкви гласит: патриарх Никон, вступив на Московский патриарший престол в 1652 году, изменил древнее церковное предание, стал вводить в Русскую церковь новые обряды, богослужебные тексты и иные новшества без одобрения собора. Исправления в церковных книгах, считали многие, искажали смысл догмата, всего древнего православного предания, воспринятого Русью со времени крещения от Византии и подлежавшего благоговейному хранению как величайшей святыни, как знака преемственности русского православия от Вселенской Церкви. Например, до того в старых книгах в Символе Веры читалось: «И в Духа Святаго Господа Истиннаго и Животворящаго», а после исправлений слово «истиннаго» было исключено. Вслед за книжными нововведениями последовали и другие: троеперстное крестное знамение вместо двуперстного, обхождение по солнцу (в знак того, что мы идем за Солнцем-Христом во время крещения, венчания и освящения храма) заменило обхождение против солнца, имя Спасителя «Исус» переделали на грецизированное «Иисус», древнерусскую Божественную литургию, совершаемую на семи просфорах, стали проводить на пяти… Это лишь некоторые, наиболее заметные нововведения. Кроме порчи книг и церковных обычаев, резкое сопротивление в народе вызвали те насильственные меры, с помощью которых патриарх и поддерживавший его царь насаждали реформы. В народе так и говорили: новый патриарх упразднил Христа. Неприятие шло как со стороны простых русских людей, свято хранивших святые книги и предания, так и со стороны видных духовных деятелей того времени: епископа Павла Коломенского, протопопов Аввакума Петрова, Иоанна Неронова, Даниила из Костромы, Логгина из Мурома... Стойкие поборники дониконианской церковной старины подверглись жестоким мучениям и казням. Повсюду горели костры, на которых тысячами сжигали людей. Обвиненным в расколе рубили головы, их четвертовали, подвергали пыткам, не делая различий между мужчинами, женщинами и детьми. Некоторые, не выдержав, отступились от старой веры, другие решительно пошли на смерть. Чтобы спастись от гонений, часть старообрядцев стали сами сжигать себя вместе с семьями. «Нет нигде места — только уходу, что в огонь и воду»,— говорили они. Другие бежали на окраины Русского государства — на Урал, в Зауралье, в Сибирь... Это были вольные поморы, жители Архангельской губернии, а также выходцы из Нижегородской и Вологодской земель. Но и здесь они не смогли скрыться от всевидящ- его государева ока: переселенцы к своему первоначальному званию «раскольники» позднее получили еще одно — «двоедане». Царь Петр I узаконил для них такой порядок: хочешь исповедовать старую веру — исповедуй, но, будь добр, плати в казну две дани, то есть два налога. «Пусть две дани, зато на воле!» — рассуждал народ. С тех пор называют старообрядцев двоеданами. А может, еще и потому, что двужильными слыли. Немудрено, что урало-сибирское купечество (да и в целом российское предпринимательство XVIII—XIX веков) состояло в основном из староверов.

А первые при Советах старообрядческие артели Исетского района противопоставили поголовной коллективизации свое трудолюбие. Парадокс, но именно трудолюбие делало их зажиточными. В 20—30-е годы прошлого столетия на горе и на беду именно у них оказались самые крепкие крестьянские хозяйства, они первыми попали под топор новой власти и подверглись гонениям. Позже в качестве передовых долгие годы ходил колхоз «Новая деревня» в д. Осинова. Район, кстати, и сегодня зовется хлеборобным.

Если же в целом окинуть взглядом историю преследований старообрядцев, то наберется целых три с половиной столетия борьбы за выживание. Они как могли берегли русский уклад жизни, культуру в самом широком смысле, быт, одежду и, наконец, свое национальное самосознание. Они, по словам академика Лихачева, «живой остаток древней русской культуры, сохранившие ее замечательные достоинства». Приисетские староверы, потомки удалых устюжан, поморов и нижегородцев, так же жертвенно служили своим идеалам, следовали христианским заповедям, оставались целеустремленными к покаянию, совершенству и трудом преобразили этот край, внеся свой вклад в историю Сибири.

Фото автора