Страшный суд... Какую потрясающую картину рисует Евангелие Матфея: "Приидет Сын Человеческий во славе Своей, и все святые ангелы с Ним: тогда сядет на престол славы Своей. И соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов. И поставит овец по правую сторону, а козлов по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте царство, уготованное вам от создания мира. Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал Я, и вы напоили Меня; был странником и вы приняли Меня. Был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда скажет и тем, кто по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и аггелам его. Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и не напоили Меня; был странником и не приняли Меня. Был наг, и не одели Меня; был болен и в темнице, и не посетили Меня. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную".

Ужасный суд! Неужели от Всемилостиваго Бога будет изречен такой приговор? Неужели осудит Тот, Кто Сына Своего отдал за наши грехи? Да, осудит, потому что мы сами себя осудим в тот страшный день. Страшный суд есть наш суд - суд нашей совести перед лицом Бога, получивший ведение.

Великолепно объясняет Василий Великий, как понимать, что "разгнутся книги живота" на суде Божием. Я, если не ошибаюсь, приводил его слова. Напомню, что по его представлению, наша совесть покажет нам все злое, что сделано нами, все грешные помыслы и чувства, которые владели душой. В зеркале раскрывшегося самосознания мы увидим подлинный образ души своей, искаженной грехом, и уразумеем с отчаянием и ужасом, что не можем созерцать Лика Божия, что страшно и мучительно нам видеть Бога.

Все те, кого мы обидели, кого заставили страдать от нашего памятозлобия, все, кого соблазнили на грех или не удержали от греха, все, кого отогнали в нужде телесной или духовной от нашей двери, встанут рядом с нами, как обвинители наши, и потребуют у Господа праведнаго суда. И Господь не откажет им в правде Своей.

Этот суд неизбежен. Уже здесь, на земле, он совершается в некоторой мере. Совесть и здесь иногда призывает нас к суду. Разве не начало этого суда - те муки совести, которые иногда переживают люди? Разве не начало великой муки - те видения замученных и убитых, которые окружали постель Грозного? Те пятна крови, какие напрасно пытается смыть леди Макбет? Разве не предвкушением будущаго суда были жалобные стоны замученнаго ребенка и призраки жертв, которые мучили св.Варвару, св. Давыда или Моисея Мурина, когда "кровавые воды доходили до души их"? Разве не предварение великаго суда те минуты, когда в тоске и ужасе рассматриваем мы свою жизнь, и темный холод жжет нашу душу? Но здесь мы еще можем погасить этот ужас или молитвой или опьянением новыми грехами. Там ничем нельзя будет погасить муки отчаяния.

"Но Он, Господь, может простить... Мы на самом суде Божием будем умолять Его о помиловании..."

Нет, Праведный простить не может и мы не станем Его молить об этом. Не может простить, потому что не может, насилуя нашу совесть, сделать нас достойными жизни в свете вечном. И сын Божий, за нас пострадавший, есть для нас испытание и проба нашей годности для Царства Божия. Господь Христос - та секира, которая "у корня древа лежит". Он указал нам, что два начала обитают в душе нашей: начало жизни Божественной - любовь, единение, самоотвержение; и начало диавола - "самость". Это последнее начало должно быть отвеяно, уничтожено, изъято; для того и приходил Господь.

Самость - утверждение себя, своей воли вместо воли Божией, себялюбие вместо любви - не совместимо с жизнью в Боге, она отгоняет от Бога в тьму вечнаго отъединения, в несветящий огонь чести.

И здесь во время земного пути это злое начало должно быть изъято от души с помощью Церкви и Крови Христовой. Всякое нечистое помышление, всякое худое дело - все, что источником имеет не Бога, корни чего не питаются влагой жизни Божией, должно быть вырвано здесь. Иначе оно, это семя диавола, "там" определит судьбу нашу. В этом раскрытии на суде Божием нашего внутреннего человека, повторяю, начало великой муки.

Есть важный "аграф", не записанный евангелистами и сохраненный преданием (у Дидима, бл. Иеронима) - изречение Господа: "Кто подле Меня, тот подле огня, кто далек от Меня, тот далек от царства". Пребывающий около Господа - около огня, очищающего - для одних, судящего - для других.

Бог страшен благостью Своею. "Как одно и то же пламя светит и греет одним, а других жжет и изобличает своим светом, так и Трисиятельное Светило - для одних свет, для других - огонь, смотря по тому, какое вещество встречается в каждом (св. Григорий Богослов).

Когда на будущем суде душа наша, свободная от пелены "тела" и дел земных, закрывающих очи нашей совести, - увидит Господа - Лик Его Благостный и Сияющий - этот огонь опалит нас, сожжет одежды наши, скрывавшие нашу греховность, обнажит нас, и мы увидим негодность души нашей для Царства Божия. увидим, что одежда наша не брачна.

Но это мучительное сознание не будет покаянием. Самость, не вырванная из души во время земной жизни, - господин такой души и после смерти. Грех, живущий в душе, не попалится Ликом Божиим, наоборот - страсти земные, лишенные питания, раскроются в страшной силе своей. Сеющий ветер греххов пожнет в том веке бурю страсти и захваченный вихрем, не вырвется из него, и будет гореть в огне ненасытных страстей.

"Самость", отделенная от Бога, навсегда разобщенная с ним, будет жить одна, и жечь, как огонь диавольский. Воля, укрепившаяся во зле, не может принять прощения и обновления: она уже стала чужой волей, в сущности, богоборной. "Для них ад добровольный и ненасытный неизбежен: они добровольные мученики. Ибо сами прокляли себя, прокляв Бога и жизнь. Злобной гордостью питаются они, как если бы голодный в пустыне кровь собственную из своего же тела сосать начал. Ненасытимы во веки веков, они прощение отвергают, Бога, зовущаго их, проклинают, Бога живого без ненависти созерцать не могут.И будут гореть во огне гнева своего вечно, жаждать смерти и небытия" (Достоевский). Не Бог не простит и не примирится с ними, но душа, утвердившаяся в самости и ненависти, не примирится с Богом, возненавидит Его, как павшая денница. И тем "подвергает себя отлучению, которое сама избрала". И Свет Божий, сияние рая для них - мука страшнейшая ада.

Но вы - скажете мне - изображаете состояние какое-то диавольское, состояние богоборности. Разве таково состояние нас, скудных и в грехе, малых грешников?

Откуда в человеке рядовом это неприязненное богоотрицание?

Мы уже говорили как-то, что нет малого греха в очах Божиих. Мы рассказывали предание о старце и двух женщинах, из которых одна пришла каяться в смертном грехе, а другая самодовольно говорила: "У меня только мелочь". Старец заставил первую женщину взять большой камень и отнести его на некоторое расстояние. Она сделала. Затем другой велел собрать все мелкие камешки во дворе и отнести туда же. Та не смогла, мелочь оказалась тяжелее.

По другому рассказу, старец велел и той и другой и большой камень, и мелкие камешки, отнести на прежние места. Опять первая смогла это сделать, она знала, откуда ея камень. Вторая и здесь не могла припомнить, откуда взяла все камешки.

"Смотри - сказал старец - она совершила большой грех, но она знала всю жизнь, где он, и несла всю жизнь наказание и суд. А ты накопила великую тяготу греха и не думала о грехах, они изгладились из памяти твоей, не тяготили тебя, и росли в душе, не давая муки, не родя огня раскаяния. Ты осуждена".

Памятный суд.

Если великие грехи - рана смертоносная, то она все же может быть излечена огнем, хирургией раскаяния. Труднее излечить рак, который расползся по всему телу, чем ряд грязных пожеланий, мелких страстей, блудных мыслей, мелкой ненависти, овладевших всей душей. Мы с малыми грехами просто не видим себя - болезни своей, и Суд Страшный покажет, что они (грехи) съели всю душу, сделали ее всю "чужой Богу". Увидим, что грех всецело владыка наш, и Бог - наш враг, которого мы отвергли, отогнали, даже Имя Его якобы благоговейно именуя. И свет Господа опалит нас страшнее, чем многих, кого мы считаем великими грешниками. Что же делать?

Одно. "Прежде даже до конца не погибаем", изменим жизнь свою, вырвем из души похотную злую самость, отвеем плеву злых дел с помощью Божией. Будем молить как блудный сын:

"Я отдался в страну животную, посеял грех, серпом пожал колос лености и руками связал деяний моих грешных снопы, которые постлал не на гумне покаяния. Но молю Тебя, Превечнаго Делателя, Отца Бога, ветром Твоего любоблагоутробия развей плеву дел моих и пшеницу дай душе моей и в небесную Твою житницу заключивши ее, спаси меня (Неделя блуднаго сына, стихеры на Господи воззвах).

Но не утешительнее ли думать, как Георгий Богослов или Григорий Нисский (Слово к скорбящим о преставившихся. Твор. ч.7-я, 514-534), что загробныя муки лишь хирургия Божия, которая исцелит всякую душу.