За время углубленной  церковной жизни, попыток жить в согласии с наставлениями святых отцов, опытом церковной традиции, люди часто не только не становятся лучше по своему характеру и  внутренним качествам,  а деградируют – становятся инфантильными, замкнутыми на себе, озлобленными на окружающий их "греховный мир", который они одновременно упрекают в "греховности" и неправильной жизни, но при этом ждут от него помощи, разного рода льгот и подачек... 

Мужчина средних лет приходит на исповедь и спрашивает:

- Батюшка, скажите, что мне делать?  Что-то никак не могу я найти себя жизни.

- А чем занимаешься? Давно ли в Церковь ходишь?

- Занимался много чем, и в монастырях пожил, навыкал молитве и послушанию, на церковной ниве и сейчас работаю, стараюсь мирских соблазнов избегать. В Церкви уже более 15 лет!

- А в чем вопрос? Монашество никак не решишься принять?

- Монашество не мой путь. Но и в миру что-то не складывается. Зарплаты, которую мне на церковной работе благословили,  на жизнь не хватает. Слава Богу, родители помогают, да обеды в трапезной бесплатные, иначе бы не выжил. 

- Так надо на светскую работу идти. Ты кто по профессии, кем работал?

- Да на светской особо не работал, а без опыта никто сейчас не берет. Мне батюшка еще с момента воцерковления говорил, что главное молитва и послушание, главное душу свою к будущей жизни подготовить. А о здешней земной жизни лучше поменьше думать, чтобы от спасения поменьше отвлекаться. Будешь молиться – Господь Сам все устроит…  Но видимо слишком недостойный я…

* * *

Об этих, по сути, церковных проблемах сегодня в Русской Православной Церкви не очень принято говорить. Обличительный пафос церковной проповеди высок – но он относится к проблемам внешним. Общий вектор этого обличительства таков: в миру проблемы множатся, беды современного общества, наипаче российского, в основном от того, что люди не хотят слушать Церковь, а вот если послушают, то их проблемы решатся.  И кризис легче будет пережить, и семейные проблемы решить, и вообще, определиться в своем жизненном пути.

Если же кто говорит о внутрицерковных проблемах, то, как правило, это проблемы внешней миссии: как привести людей в церковь, как не оттолкнуть, как воцерковить… Не остались в тени идейные споры эволюционистов и креационистов.  Наконец, говорят о внешнем благочестии, об увлечении мирскими благами, внешней обрядностью, излишествами православной моды в ущерб делам милосердия. Причем такой разговор оказывается как правило тривиальным, так как не идет дальше простой констатации "хорошо" и "плохо". Открытой является тема младостарчества, но оно как правило рассматривается не как последовательное явление, а как досадное искажение…

Лишь немногие, преимущественно миряне, начинают поднимать проблему инфантилизма и жизненной пассивности в церковном сознании, о недостатке ответственного отношения к труду православных христиан (показательны названия статей: "Ora et labora, или Что важнее: труд или молитва?"[1], "Деловой христианин, или почему православные бывают похожи на дохлых рыбок?" - Нескучный сад,  31.07.07). Эти статьи вызывают неоднозначную, часто критическую реакцию среди православного сообщества.

Однако откровенный разговор не просто о проблемах в Церкви, но о церковных подменах все-таки идет. Его ведет настоятель подворья Свято-Данилова монастыря в Долматове (Подмосковье), заместитель Патриаршего Центра духовного развития детей и молодежи (ПЦДРДМ) игумен Петр (Мещеринов) и его соратники, работающие в этом Центре.

Краткая биография игумена Петра

Отец Петр (в миру Валентин Андреевич Мещеринов) родился 04.09.1966 в Москве, в интеллигентной семье музыкантов. Получил музыкальное образование, сначала в Музыкальном училище при Консерватории им П.И. Чайковского, затем в самой Консерватории.  В 1985 – 1987 гг. отслужил в Армии. Работал в оркестре МХАТа им. Чехова у Олега Ефремова, затем в оркестре Большого зала консерватории.

Рано осознал себя служителем Церкви. В 1990-1991 гг. работал алтарником в храме Знамения иконы Божией Матери (мч. Трифона) у метро Рижская. Затем проходил разные послушания в Свято-Даниловом монастыре – в качестве регента, уставщика, звонаря, помощника благочинного. В 1992 году принял монашеский постриг и был рукоположен в иеродиакона, в 1993 – в иеромонаха, в 1995 назначен настоятелем подворья Данилова монастыря в Подмосковье (в селе Долматово), где служит и сегодня. В 2003 году был возведен сан игумена. Имеет духовное образование. В сентябре 2006 г. был награждён Святейшим Патриархом Алексием II орденом святителя Макария, митрополита Московского "За духовное просвещение" III степени.

Главным делом отца Петра является миссионерско-катехизаторская и просветительская деятельность. Священник часто выступает с лекциями, участвует в семинарах, конференциях, образовательных чтениях. Имеет большой педагогический опыт – отец Петр читает курсы лекций как светских, так и духовных образовательных учреждениях, в том числе, в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете.

Основная категория людей, к которым обращается отец Петр, - молодежь. Миссионер является заместителем руководителя Патриаршего центра духовного развития детей и молодёжи (ПЦДРДМ) при Свято-Даниловом монастыре – игумена Иоасафа (Полуянова), руководит школой молодёжного служения и отделением духовно-нравственного просвещения ПЦДРДМ.

Перу отца Петра принадлежит книга: "Беседы о вере и Церкви" (М., 2004) и книга "Церковь и современность. Вопросы и ответы" (М., 2008), а также множество статей на самые разные животрепещущие темы. Темы статей отца Петра достаточно разные – церковная семья, молодежь, воспитание детей, современное духовничество, музыкальная культура общества, интернет, виртуальное пространство, национальный вопрос, патриотизм, культура России. Какие бы темы отец Петр ни затрагивал, он всегда рассматривает их во взаимоотношении с Церковью. Он не занимается бесконечным обличительством и шельмованием "погрязшего во грехе мира", а без лишней риторики старается понять, насколько Церковь готова решать те проблемы современного общества, о которых она постоянно говорит.

Отец Петр не одинок. Его ближайшими сотрудниками и единомышленниками  являются: Юрий Белановский – заместитель руководителя ПЦДРДМ и А.В. Боженов - директор по специальным программам Центра. Они вместе с отцом Петром обсуждают на конференциях современные церковные проблемы, в основном касаясь тем воцерковления, катехизации и социального служения, разрабатывают пособия и программы по катехизации и воцерковлению людей.

Активная социальная позиция отца Петра проявляется в реальных делах. Сотрудники Школы молодежного служения, возглавляемой отцом Петром, берут на себя шефство над несколькими районными Центрами социального обслуживания. Они оказывают благотворительную помощь и буквально помогают медсестрам в уходе за больными в Детском отделении НИИ нейрохирургии им. Н.Н.Бурденко РАМН,  1-й Градской больнице, Детском наркологическом диспансере НАН N12, а также духовно опекают Центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей при ГУВД г. Москвы и другие учреждения. При Школе действуют молодежный хор, театральная студия, организуются молодежные вечера и паломнические поездки.

"Усталость" от Церкви

За время своей пастырской практики, особенно в последние 5 лет отец Петр стал сталкиваться с людьми, пришедшими в Церковь еще в конце 80-х – начале 90-х гг., и констатирующими сегодня "неудачу" в своём христианстве… как будто что-то в нём "не сработало". По словам о. Петра, есть немало людей в Церкви, которые начинали свой церковный путь с чтения св. Отцов, постничества, "некоторые бросали учёбу, работу, всецело посвящая себя духовному подвигу… и вот – 10 - 15 лет – и наступило некое разочарование, "усталость" от Церкви". "Многое в Церкви стало для нас рутиной, тяжкой обузой, на подвиги нет сил, а главное – не видно плода наших усилий", - нередко признаются отцу Петру на исповеди. В итоге многие из православных христиан, не видя положительных плодов своего духовного пути, ушли из Церкви. "Почему же так?", - спрашивает миссионер.

В отличие от наиболее распространенного взгляда в православии, согласно которому корень всех, в том числе и чисто духовных неудач человека сокрыт в нем самом. То есть, если человеку плохо после долгого пребывания в Церкви, то значит он слишком сильно закоренел в грехе до своего приходя ко Христу, либо он еще не достаточно потрудился ради своего спасения, не достаточно доверился Церкви, плохо молится и т.п. В лучшем случае ему предложат смириться со своим духовным дискомфортом, существенно ничего не меняя, терпеть скорби, "раз Бог так попускает для его же пользы", а в худшем – придерживаться еще более строгой церковной дисциплины, уделять больше внимания молитве, постам, взять какое-нибудь дополнительное церковное послушание.

Отец Петр не согласен с таким подходом. Он замечает, что "совесть людей свидетельствует, что не по умыслу или нерадению" наступила их "усталость" от Церкви. Именно представители категории "уставших" старались и до сих пор стараются "держаться церковного уклада, хотя это порой не приносит никакой радости – скорее, чувство обузы…". Священник предлагает искать причину в другом – в изначальных принципах и установках церковной жизни. "Может быть, усталость от Церкви, потеря живого интереса к ней у немалого, надо сказать, числа воцерковлённых людей – "срабатывание" неверных принципов, заложенных при начале нашего церковного существования, при воцерковлении?".

Анализ церковных проблем, особенностей воцерковления и катехизации, который дает в своих трудах игумен Петр, достаточно обширен и многогранен. На наш взгляд, если попытаться обобщить его видение церковных проблем, то больше всего подойдет такое определение как "ложно понятая аскетика".

Как будет показано ниже, те или иные искажения упираются в искаженное восприятие аскетики, вышедшее за рамки евангельских ориентиров и сопряженное с перенесением монашеских принципов на жизнь Церкви целиком.  При внимательном чтении работ отца Петра, становится видно, что корень многих издержек церковной жизни, ошибок в воцерковлении и болезней "неофитства" он видит в неправильном понимания аскетики.

Идеология "всегреховности" и современное духовничество

Говоря о жизни верующих в Церкви отец Петр указывает на наличие двух принципиально разных церковно-аскетических парадигм, имеющих место в современном православии.

Первая ставит во главу угла духовной жизни богообщение, решимость, несмотря ни на какие внешние "быть христианином, исполнять волю Бога в живом, непрестанном и радостном чувстве веры, благоговения и сыновней зависимости от Бога"[2].

Вторая ставит во главу угла недостоинство человека и его неспособность в настоящей жизни принять Божию благодать из-за греховного и страстного состояния его "падшей природы". Последняя парадигма ведет, по мысли отца Петра, к серьезной духовной подмене - к ложному представлению о смирении, своеобразной "идеологии всегреховности"[3].

Современному человеку в Церкви волей-неволей навязывается мысль о его ничтожестве, "окаянстве", своего рода несостоятельности, причем эта мысль "в нашей церковной среде получила самое массовое распространение расширительное применение"!  Она сводится к следующему: "я – ничтожество, жалкий грешник, все во мне – зло и грех, мне приготовлены вечные муки, страшный суд, ад, погибель; правда, есть шанс всего этого избежать. Этот шанс заключается как раз в том, чтобы всегда ощущать себя ничтожнейшим, грешным, уродливым, недостойнейшим существом, ни на что, кроме греха, не годным (это называется "смирением"), и каяться, каяться, и только каяться всю жизнь. Целью духовной жизни при этом становится исключительно убеждение себя в крайней своей грешности и тотальное самоугрызение, ибо всего прочего мы абсолютно недостойны"[4].

Но такое понимание смирения, - считает игумен, - является однозначно ложным. "В нашем обиходе под смирением часто понимают унижение, готовность к издевательствам над собою, некий "мазохизм", пришибленность, задавленность личности и т. п. Но это лжесмирение, совершенно не христианское, не евангельское состояние"[5]. Потому что "бесконечное воздыхание о своей всегреховности и никуданегодности является чрезвычайно вредным, так как развивает в человеке апатию и неверие в свои силы и способности – в ответ на самоуничижение и недовольство всем человек получает то, на что себя настроил.  И если человек чувствует духовную опустошенность и несостоятелен в жизни, то ответ прост – "ну, ты недостоин? в чем же тогда претензии?"[6] (выделено мною – Б.К.).

В качестве проявления лжесмирения отец Петр указывает и на сложившуюся пастырскую практику в Церкви, когда православные верующие, в неверии в себя и ощущении всегреховности предпочитают вверить свою судьбу в руки духовника, и поменьше принимать самостоятельных решений. Происходит абсолютизация власти священников-духовников над своей паствой. В этой связи отец Петр характеризует современное духовничество преимущественно как "не педагогическое а авторитарно-властительное" и "лжемистическое"[7].Такое явление свойственно, прежде всего, монашеству, но, по мысли отца Петра, "монашество из частного чина церковной жизни превратилось в некую самодовлеющую идеологию, подчинение которой вменяется чуть ли не в обязанность всем христианам"[8], соответственно и многие принципы монашеской жизни оказались перенесены и на мирскую.

Как мы уже отметили, тема искажений в духовно-пастырской практике обсуждается в Церкви в качестве "проблемы младостарчества", при чем не только в церковной прессе, но и даже на официальных церковных собраниях. Можно вспомнить знаменитое епархиальное собрание г. Москвы 1998 г., когда  В декабре 1998 года Патриархом и Священным Синодом было принято очень важное постановление – "О духовнических отношениях, о ошибках, существующих в этой сфере церковной жизни, об их преодолении". Сам покойный Патриарх Алексий IIво всеуслышание заявил о необходимости решать проблему младостарчества, о фактах злоупотребления духовнической властью, особенно в вопросах семейных отношений. Однако это заявление очень мало повлияло на  практику церковной жизни. Все осталось как прежде. Более того, до сих пор не до конца выясненным остается вопрос определения  этого феномена. Что такое младостарчество, о котором так много говорят, но очень редко могут указать пальцем на конкретный пример священника-младостарца?  Где конкретно эти "злостные" младостарцы, почему же церковная власть не пресечет злоупотребления? О том, как непросто определить, кто такой младостарец, в частности, говорит настоятель московского университетского Храма мц. Татианы протоиерей Максим Козлов[9].

Игумен Петр ставит эту проблему гораздо шире и глубже. Он говорит не столько о младостарчестве, сколько о духовничестве как таковом и об ошибочной системе самих воспитательно-духовнических отношений.

Он обращает внимание на распространенную в Церкви идеологему, согласно которой, "в Церкви человеку первое и необходимейшее, что нужно – это духовник, менять которого – смертный грех". Это способствует тому, что "человек первого же встреченного им в своей жизни священника начинает считать своим "старцем" (повышая статус духовника в его собственных  глазах) и переносит на него все то, что может вычитать о духовничестве в аскетической монашеской письменности".

Человек начинает безраздельно доверять советам такого духовника, искать у него ответов на самые разные жизненные вопросы. Духовнические отношения выступают за рамки церковного чина и в итоге "искажается весь строй не только христианской, но и вообще жизни". По мнению отца Петра, "это можно наблюдать, например, в "православных" семьях, когда – что нередко бывает – главой жены становится не муж, а духовник; или когда, скажем, чтобы выполнить служебные обязанности, нужно взять благословение духовника… "[10]. Замечу из личного опыта, что духовники сегодня действительно могут решать порой очень много. Духовник может решить, какую зарплату платить на производстве (если его "духовное чадо" этим производством руководит), духовник может наложить вето на ту или иную профессиональную деятельность, наконец, может даже определить (если его "духовным чадом", например, является эксперт научного фонда), какой отзыв давать на ту или иную научную работу (такой случай автору этих строк также известен из личного опыта).

Такое подчинение духовнику, разумеется, обусловлено не только лжесмирением паствы, но и, по мысли о. Петра, определенной мистифицировано-аскетической духовнической идеологией, согласно которой духовник всегда является проводником божественной воли. Добавлю от себя, что логика здесь проста: сама по себе воля Бога от человека сокрыта, но общей массе современной церковной аскетической литературы, предложенной для чтения мирянам, считается что Бог может явить свою волю человеку через духовника, причем в той мере в которой человек отбросит волю собственную. Послушание объявляется немного-немало, главной добродетелью! И сегодня есть немало апологетов, старательно это доказывающих, в качестве примера укажем на труды достаточно известного в современной России пастыря – Рафаила (Карелина). Поскольку через духовника действует Бог, то сколь бы грешным сам духовник ни был, Бог все равно внушит ему то, что нужно, ведь Бог не ошибается… А на случай того, что духовник все же может "наломать дров" в качестве аргумента говорится, что судить Бог все равно будет не пасомого, а духовника, и поскольку "дважды Бог не судит", то "духовное чадо" может "не напрягаться", Бог такое "послушное дитя" все равно спасет… Вот такая своеобразная "пропускная система" в Рай…

Очень мало, кто из современного духовенства об этом откровенно осмеливается говорить не только среди священнослужителей, но и среди мирян. Игумен Петр здесь чуть ли не единственный. Интерпретируя подобное положение вещей, он отмечает, что послушание фактически возведено сегодня в ранг "таинства", в итоге "Бог подменяется духовничеством - и христианская жизнь превращается в жалкую и недостойную игру произнесения святоотеческих словес, псевдопослушания и лжесмирения". И доводя вопрос до остроты, говорит, что "лучше вовсе не иметь духовника, чем иметь плохого, а руководствоваться Священным Писанием, изучением догматического и нравственного учения Церкви, общением христиан, аккуратным чтением св. Отцов, а главное - адекватностью, трезвостью и евангельским воспитанием совести, восполняя недостаток общинности максимально возможным с нашей стороны добрым отношениям к людям"[11]!

По словам отца Петра, эта порочная традиция оказывается достаточно стойкой, так как, с одной стороны, духовникам иметь дело с паствой, представляющей собой неразумных детей, с которыми можно разговаривать "сверху вниз", на языке приказаний, наставлений, поучений. С другой стороны, сами люди ищут "духовника-старца", чтобы снять ответственность с себя, всецело вверить себя ему – и уже ни о чем не думать, не заботиться. По сути, люди желают взамен свободы получить "гарантию спасения". Игумен говорит об этом так: "мы сами позволяем духовникам забирать над нами власть, на которую они не имеют права. Мы сами вручаем им бразды правления всей нашей жизни. А духовники обосновывают такое положение вещей ложной, неевангельской идеологией"[12].

Руководитель Школы молодежного служения также замечает, что на систему пастырско-духовнических отношений влияет еще одна вещь, "для Церкви внешняя, но существенно на церковную жизнь влияющая", такая как "национальный менталитет". "Одна из характеристических черт его - патернализм: решение наших проблем мы ожидаем не от собственных усилий, но "сверху", от доброго начальника (а если начальник злой - со "смирением" терпим это). Отсюда неизбежное деление общества на "властителей" и "холопьев". Всё это, в виде клерикализма, проникает и в церковную ограду и отражается на духовничестве. Вместо взаимоуважительных отношений старших и младших в Церкви церковная жизнь превращается в детский сад, где безнаказанные воспитатели назидают, ставят в угол, лишают игрушек etc… но не малых детей, а равных им во Христе людей"[13].

Деградация вместо духовного роста

Заметим, такое лжесмирение отнюдь не ведет к какому-либо духовному совершенству, а скорее наоборот, - приводит к нравственной деградации! Ведь как безоглядное послушание, так и тотальное подчинение в итоге ведет к потере критического восприятия собственных поступков. Духовник, по мере успеха у своих "духовных чад" отвыкает критически смотреть на себя, а прихожанин, который вверил свою судьбу целиком духовнику, тоже решает не мучить себя лишними раздумьями о том, что ему делать и как жить. Получается так, что критерием "хорошо" или "плохо" становится наличие или отсутствие благословения духовника. Именно оно становится мерилом человеческой нравственности как таковой, умаляя или вообще делая ненужной самостоятельную нравственную работу человека.

Укорененность сознания многих православных верующих в своей априорной несостоятельности по отношению к Божественной Правде имеет совсем не привлекательные плоды. Самостоятельная духовная дисквалификация не ограничивается чисто духовной областью, а имеет самое непосредственное выражение в жизни.

И отец Петр не обходит эту сторону вниманием. Он замечает, что "самоугрызение приводит чаще всего не к улучшению внутренних качеств, а к уходу от реальности и нормальности".  Он также констатирует, что "труднее всего стать просто нормальным человеком – порядочным, трезвомыслящим, нравственным. Для этого как раз нужен настоящий аскетический подвиг. Такими, между прочим, хотят видеть нас, христиан, и люди внешние, испытывающие огромный дефицит этих качеств в современном обществе. Мы же, становясь православными и погружаясь в дебри аскетической письменности, не только не приобретаем, но и теряем эти качества. Нас интересуют глубины Иисусовой молитвы, абсолютные послушания, мистические духовничества, типиконное постничество, и проч., и проч.; гоняясь за этими журавлями в небе, мы нередко выпускаем из рук синицу обыкновенного человеческого здравомыслия"[14].

Подменяются не только нравственные ориентиры, но и восприятие Таинств Церкви, а фактически происходит подмена образа духовной жизни. По словам отца Петра, "таинства обрастают аскетической дисциплиной, отчего они превращаются в некий род спорта и делаются для человека своеобразной обязаловкой, а вовсе не живой, свободной и творческой жизнью в Боге" (курсив мой – Б.К.). "Молитва подменяется "правилом" и уходит из жизни, а остаётся вычитывание молитвословий и выстаивание служб. К Священному Писанию воспитывается опасливое недоверие, ибо воспринимать его нужно "только через Отцов", а если самостоятельно читать, так непременно "впадёшь в прелесть". Наконец, евангельская нравственность отходит на второй и третий план в жизни человека сравнительно с аскетикой"[15].

Нравственная деградация, происходящая в результате этих подмен, вполне знаменательна. Вполне типичная ситуация, по словам отца Петра: "был добрый, хороший человек, сострадательный и делавший много доброго людям; обратился к Богу, курить бросил, не ест ничего, молится сутками - но стал совершенно непереносим для ближних: злым, нетерпимым, безапелляционным, затворил своё сердце от людей, никому не помогает - де, "добро падшего естества"... Увещевать такого - бесполезно: в ответ слышишь, что главное - "спасаться", то есть вести аскетическую жизнь; а всё, что этому мешает, нужно отсечь, ибо так пишут Святые Отцы...".

Но деградация проявляется не только в очерствлении сердца и потери сострадания к людям. "Мистификаторское послушание после неофитского "рывка" оборачивается тем, что человек становится неспособным к самостоятельной нравственной ответственной христианской жизни". А в случае особо глубокого погружения в церковную аскетику (это особенно актуально для современных монастырей), по словам о. Петра, человек нередко "теряет телесное, а нередко и душевное здоровье…" "Мало того – вот парадокс, - констатирует игумен, - жертвы мистификаторского послушания утрачивают способность к послушанию "нормальному", дисциплинарно-иерархическому… Вместо того, чтобы адекватно относиться к обычному послушанию и получать от него естественные плоды – порядочности, уважения к старшим, ответственности и как следствие – мирного устроения, в погоне за мнимой "свободой от самого себя" люди попадают в плен горьких искушений и разочарований…"[16].

Рассуждая о монашестве, отец Петр признается, что "достаточно повидал монахов (и мирян), которые вслед за отсечением своей воли были вынуждены отсекать также и совесть, и разум, и, в конце концов, человеческий облик". Отец Петр здесь не одинок, о том же говорит и сам архимандрит Лазарь (Абашидзе): "личность деградирует в условиях монастырского "ига послушания", человек превращается в какую-то заведенную машину, в безвольного робота"[17].