Мы говорили о личности Христа, о светлости Его лика. Но известно, что для христиан центр жизни Христа - в Его смерти. Центр христианства - крест и искупление. Не Богочеловека только с чистейшим учением мы чтим в Христе, не чудотворца, а прежде всего Искупителя, Спасителя, избавившего нас смертью от смерти и греxa. И отсюда вопрос существенной важности: имеем ли мы право и основание считать Христа Искупителем? Известно, что Л.Н.Толстому учение об искуплении кажется вредным суеверием, да и не одному ему. «Не подлежит никакому сомнению, что это учение большинству современных людей представляется прямо совершенной нелепостью, невероятным средневековым суеверием» ... (Гергард Гильберт).
Итак, может быть, в самом деле это только суеверие или притча? В сущности, значение смерти, как великого подвига, как события крупного морального значения признают и люди нецерковных взглядов.
« Народы, - говорит Паульсен, - живут благодаря тому, что для них жертвуют собою самые лучшие и самоотверженные, самые сильные и чистые люди. Высшие блага, которыми владеет человечество, приобретены ему такими именно личностями, а в благодарность за это они подвергались презрению, изгнанию и смерти. История человечества есть история мученичества; текстом проповеди, называемой историей человечества, служит текст, взятый из 53 главы пророка Исайи».
«Если вникнуть в историю, то обнаружится, что страдания праведного и чистого являются спасением в истории, т.е. что решающим моментом се поступательного движения являются не слова, а дела, и не просто дела, а дела, полные жертвы, и даже не только дела, полные жертвы, а именно пожертвования собственной жизнью. В этом смысле я полагаю, что как бы ни были чужды нам все теории искупления, но лишь немногие из нас не прнзнают внутренней справедливости и истины слов, какие мы находим в 5 главе пророка Исайи: поистине, Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни,- говорит Гарнак. Но, отдавая всю справедливость этому признанию нравственного смысла жертвы, конечно, скажем, что не так мы понимаем искушение.
На Кресте Голгофском пострадал не герой, который принес себя в жертву для того, чтобы закрепить силу своего учения, своей правды. Мы верим, на Голгофе совершилось таинство искупления греха, уничтожения силы греха и смерти.
Каким образом чужая смерть - смерть Христа - могла быть искуплением «моего греха»?
Утверждать, как утверждают некоторые богословы Запада, что не в смерти Христа, а в Его учении совершено искупление, что смерть - только пример и проповедь, совершенно не позволяет ясный смысл Писания. Возьмем наиболее выразительные места его. В Евангелиях говорится, что Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мф., 20,28; ср. Мр.,10,45). Вся сила данного места заключается в слове "выкуп" - в соединении с "вместо".. Слово "выкуп" есть перевод еврейского кофер и означает 1) выкупную плату за первенцев, которые по закону посвящались на служение Богу и освобождались от этого за деньги в кассу храма (Числ.,18,15-16); 2) выкупную цену военнопленных и рабов (Лев., 19, 20; 25,51; ср. 1 Кор., 6, 20;., 23); 3) штраф, или выкупную цену преступника, обязанного по закону нести наказание за преступление и даже иногда смерть; Выкуп, или известный денежный взнос, размеры которого точно определялись на каждый случай в законе, освобождал от наказания (Исх.,21,30; Числ., 30, 31-32; кн. Притч., 6, 80-35; 13,8; Пс. 48,8-9); наконец,4) умилостивительную жертву за грехи
Итак, Исус Христос Своею смертию дал выкуп за нас (вместо нас).
Мы обязаны были нести в виде наказания за свои грехи смерть; но Его смерть явилась выкупной платой, или средством для освобождения нас от смерти, как наказания за наш грех (согласно третьему значению слова "выкуп").
В словах установления таинства евхаристии (Мф., 26, 26-28; Мр. 14, 22; 1 Кор., 11, 23-25) еще яснее раскрывается значение светлой смерти Христовой как средства прощения грехов и содержится указание на ее жертвенное значение. Здесь крестная смерть поставляется с ветхозаветною жертвой словами: «Это есть кровь Нового Завета», именно с так называемой Жертвою Завета, которую Моисей принес за народ во время заключения союза с Богом при горе Синае. Ветхозаветной жертвенной крови тельцов Христос противополагает Свою Кровь Нового Завета. Она изливается «за нас», за многих, т.е. жертва заместительная.
Крестная смерть сближается с жертвою пасхальной. У св. апостола Иоанна "Христос понес на Себе грех мира, грехи наши» (Ин., 1,29,36; 1 Ип.,3,5). Понести грехи - значит принять на себя вину, перенести на себя грех. "Вы знаете, что Он явился,чтобы взять грехи наши, и что в Нем нет греха» (1 Ин.,8). У апостола Павла (Гал.,3,13) Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою, т.е. за нас подпавши под осуждение. «Христос же пришел Архиерей грядущих благ... не с кровию козлею или тельчею, но со Своею Кровию вошел единожды во святая и приобрел вечное искупление» (Евр.,9,11). Также в послании к ефесянам: «Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу» (5,2). Еще: «Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел» (Евр.,9, 14), свойственных греху. «Его предположил Бог в очищение верою в крови Его, в явление правды Своея, ради отпущения преждебывших грехов»... И потому только точный вывод из Писания представляют следующие слова св. Афанасия Великого в его слове «О воплощении Бога Слова»: "Смерть Сына Божия была необходима, непременно надлежало быть смерти за всех людей, потому что надлежало быть уплате общего долга, лежавшего на всех людях»... Такой взгляд ясно выражен в богослужебных песнопениях и исповеданиях веры. «Яко Христос Господь неповинен Сыи, яко овча избавления ради от грех наших пострада и умре, и кровь Свою честную излия, якоже и святыи апостол Петр глаголет: ведуще яко не нетленным сребром или златом избавистеся от суетнаго вашего жития отцы поданнаго, но честною кровию яко Агньца непорочна и Пречиста Духа» (Малый Катехизис).
Итак, жертва есть выкуп, искупление. Но как же возможен этот выкуп? У кого выкупил нас Господь?
Первый ответ на этот вопрос дал св. Иринсй Лионский. По его представлению, Спаситель выкупил людей у того, кто держал их в плену, т.е. у диавола. К этому взгляду из западных богословов склонялся Тертуллиан, а из восточных - Ориген. Но этот взгляд совершенно противоречит ясному учению святого Писания, которое говорит о победе над диаволом, о сокрушении державы его, а никак не о выкупе у него, договоре с ним. Например: "Понеже убо дети приобщитася Плоти и Крови, и Той приискренне приобщися тех же, да смертию упражднит державу смерти,сиречь диавола, и избавит сих, елицы страхом смерти чрез все житие повинни беша работе" (Евр., 2, 14-15). Поэтому рассматриваемый взгляд вызвал резкое опровержение со стороны св. Григория Богослова. "Если цена искупления дастся не иному кому, как содержащему во власти, то спрашиваю: кому и по какой причине была принесена такая жертва? Если лукавому, то как это оскорбительно! Разбойник получаст цену выкупа, пoлучает не только от Бога, но и Самого Бога!»
Тогда, значит, у Бога в Троице или у Бога Отца.
Св. Григорий отвечает: «Если у Отца, то зачем? Мы были в плену не у Него, а во-вторых, почему кровь Единородного приятна Отцу, когда Он не принял и Исаака, приносимого своим отцом, но заменил жертвоприношение, дав вместо разумной жертвы овна?» И заключает: «Не очевидно ли отсюда, что Отец принимает жертву не потому, чтобы требовал ее или имел в ней нужду, а по домостроительству, и именно потому, что человеку нужно было освятиться человечеством Бога?»
Этот ответ св. Григория Богослова и даст первую руководящую нить в учении об искуплении. Смерть Христа есть искупление из уз греха и смерти, но не в смысле платы диаволу или Отцу, а в смысле освящения человечества через соединение с Богочеловечеством в природе и самораспятии. Так святой отец оттенил мысль, что Богу нужна и принесена не внешняя жертва, потому что такая не может умилостивить Бога, не нужна Ему. Жертва Христа есть жертва, врачующая человека, его волю, приобщающая самого человека к послушанию Сына Божия.
Любовь Божия не могла принять в общение с собою грешников, не сделавши их праведниками, не освятивши, потому что в противном случае она не доставила бы им блаженства, к которому они не могли быть способными. Любовь и святость суть взаимно дополняющие себя стороны в Божественном существе: любовь Божия может и должна быть только святой. Вследствие этого она должна требовать святости от человека, которого она хочет облаженствовать, требовать освобождения от греха, устранения его. Но уничтожение греха могло быть достигнуто только отрицанием греха, его сущности, первоосновы -самостного направления воли, смертию для своего самолюбивого «я», самопожертвованием. Человек, как говорится в Евангелии, должен отвергнуть себя, погубить душу свою, т.е. умереть для своего самолюбивого я». Только такое состояние человека - противоположное состоянию греха - могло бы быть показателем полного обращения человека к Богу, совершенного послушания и любви к Нему. И примирение с Богом возможно только таким перерождением человека, отречением от «богоборности Адама», умерщвлением в себе греха. Так как такое перерождение для человека, живущего грехом, есть тяжкое и мучительное самоумерщвление, то можно сказать, что любовь Божия требовала жертвы, жертвенного самоприношения со стороны людей не как удовлетворения для Бога, а потому, что любящее обращение грешника к Богу не могло совершиться без этого приношения себя Богу, жертвенного самоотречения, без «жертвы покаяния». Человек должен был свою вражду к Богу, свою богоборность победить и уничтожить, чтобы уничтожить разделение. «Не Бог враждует против нас, но мы против Него враждуем»... (Златоуст).
Однако очевидно, что человек, грехом растливший свою волю, отравленный грехом и в душе, и в теле своем, не мог принести такой жертвы. Для него восстание и примирение с Богом было невозможно. За все человечество такую "жертву покаяния"и принес Господь. На первый взгляд кажется, что такое жертвоприношение еще менее понятно, чем формальный выкуп. Поэтому и после св. Григория Богослова богословие пренебрегло его учением и выдвинуло взгляд, уже отвергнутый им. Богословие Запада приняло теорию Ансельма Кентерберийского.
"Человек, - рассуждает Ансельм, - безмерно оскорбил величие правды Божией и потому должен был быть наказан ». «Восстановление похищенной у Бога человеком чести чрез послушание Его заповеди могло произойти чрез наказание грешников, ибо как чрез грех похищается Божие, так чрез наказание человека отнимается принадлежащее последнему. Но такой путь для восстановления Своей чести посредством наказания человека не избрал Бог, потому что таким путем честь Бога была бы восстановлена помимо воли и согласия твари, т.е. насильственно. Есть другой способ восстановления чести. Это - удовлетворение или уплата за поношение, принесение сверхдолжных заслуг, могущих загладить бесчестие. Но такого удовлетворения человек принести не мог, потому что все, что ни сделал бы он угодного Богу, он и без того обязан сделать. Это - его долг. Удовлетворение, вполне соответствовавшее бесконечной вине человека, мог принести только Бог, стоящий превыше всякой твари. А так как удовлетворение должно было совершиться и от лица человека, то приносящий его должен быть не только Богом, но и Человеком, или Богочеловеком» (Теория Ансельма Кентерберийского).
Этот взгляд приняло позднее богословие русской господствующей Церкви: «В лице Христа человек всесовершенным послушанием Богу загладил прежнее свое непослушание и своими страданиями искупил свое преступление. Сам по себе человек не мог сделать ничего подобного, но когда Сыну Божию угодно было принять в ипостасное общение с Собою естество человеческое, то в Нем человек мог принесть и принес Богу такое воздаяние за свою вину, которое не только равно его нравственному долгу (как называется грех в слове Божием), но и безмерно превышает оный: потому что согрешил человск, а умер за грех Богочеловек.
Такая жертва ни с чем не сравнима, и ею приобретены нам обильнейшие дары благодати Божией, которые, излившись на человечество Спасителя нашего, чрез Него изливаются и на всех верующих: от полноты Его мы принимаем благодать на благодать, т.е. благодать за благодатию, бесконечный ряд даров Божиих, начиная от благодати возрождения в крещении до нескончаемого блаженства в том единении с Богом », - развивает эту мысль богослов так называемой православной церкви Фаворов.
Эта теория, так называемая юридическая, естественно вызывает недоумение как раз в том смысле, неправославие которого указал св. Григорий Богослов. Правда Божия требует возмездия, искупления - это так. Неправы те, которые думают, что Господь мог простить грех человеку без возмездия. Тогда Бог не был бы чистой правдой. Грех есть нарушение нравственного миропорядка, и порядок, как мы сказали, должен быть восстановлен, мир в области нравственной должен стать «космосом»... Разумеется, не требуется для восстановления порядка наказания, в человеческом смысле гсова, как акта мести,но необходимо,чтобы грех был ияъят, омыт, уничтожен в человеке, ибо только тогда возможно единение его с Богом,примирение с Ним, что и равносильно прощению.
Но в указанном взгляде удовлетворение Богу явно понимается в смысле чисто внешнего, юридического акта, необходимого для того, чтобы Бог не вменял человеку его греха. Здесь не уничтожается грех в человеке, не очищается он от греха, а только не считается, не вменяется грех, совершенный человеком. И при этом прощается, не вменяется за акт жертвенный, как совершенный другим без всякого раскрытия мысли о соучастии в жертве и самого человечества.
Чтобы сгладить неясности такого взгляда, уже отторгнутого церковной мыслью, выдвинули теорию представительства. Христос, новый родоначальник наш, или, как говорит апостол, второй Человек (1 Кор., 15,14), от Которого мы также рождаемся по благодати, как от первою человека по естеству, и также наследуем оправдание, как от Адама наследуем осуждение... Он представлял в Своем лице все человечество,был его заместителем (Фаворов).
Эта мысль защищается довольно искусно. Идея представительства, говорят, вполне приемлема для нравственного сознания. Никто не может определить, сколько в преступлении известного человека виноват он сам, и какая степень ответственности за него падает на общество, на окружающих людей, на человечество. В каждом греховном деле принимает участие в неразрывной связи и индивидуальная воля, и воля общественная. Никогда человек не бывает просто отдельным существом; постоянно живет он только в человечестве и с человечеством. Это верно и в нравственном области; существует общая вина, в которой и активно,и пассивно участвует всякий человек; в своей доле всякий повинен в ней, поэтому он вместе с другими должен и страдать за нее. Так как человечество образует из себя единое целое, то поэтому всегда существовали представители, люди, исполнявшие за других то, что составляет задачу целого. То же надобно сказать даже о всяком звании: художники и ученые, сельские хозяева и ремесленники не только выполняют свою индивидуальную задачу, но и работают для других, для целого сословия. Такое представительство в известной мере существует и в нравственной области: отец есть представитель своей семьи, государь - своего народа: они разрешают нравственные задачи общества и несут нравственную ответственность за других. Здесь уместно изречение: что государь для своего народа, то Исус Христос для человечества; Он - природный и действительный Представитель его; как Таковой, Он взял на Себя общую вину ради Своих братьев.
Спросят: какое нравственное право имеет Он на это? По мнению Э. Гартмана, Он не имеет никакого «законного коллективного отношения к целому человечеству». Но Писание видит право в том, что Он есть Мессия; это было Богом Ему назначенное звание. Как Мессия, решение нравственно-религиозной задачи человечества Он сделал Своим личным призванием: что всякий человек должен был воздать Богу, то Он воздал Богу за других. В настоящее время пренебрежительно относятся к этому представлению Израиля о Мессии. Но факты истории не оправдывают ли его в действительности? «Мессия» Исус не приобрел ли нравственного значения для целого человечества? Задача "Мессии" двоякая: Он должен быть Судьею и Спасителем мира. Теперь Исус Христос с неотразимою силою приобретает власть над совестью каждого человека. Вместе с тем Он все более и более становится и Судиею мира. Этот факт доказывает, что это невообразимо высокое право Исуса должно иметь объективное основание; Кто сделался Судиею мира, Тот может быть и Спасителем мира. Прибавляют даже, что, как Творец, Бог мог принять на Себя ответственность за грехи мира как виновник самого существования мира (С. Николин. Курс догматического богословия).
В этих мыслях есть безусловный смысл и некоторая правда (за исключением явно кощунственного последнего пункта), однако нельзя сказать, чтобы они вполне удовлетворяли мысль и нравственное сознание. Христос - представитель всего человечества, второй Адам,- это верно. Он - Мессия, Вождь и Царь, но смерть Царя за народ не сделает народ, погибающий во грехе, праведным, не снимет с народа его греха. Личная совесть каждого при таком заместительстве остается нетронутой, или если изменится в своем содержании, то только морально под влиянием подвигов самоотвержения. И значит, смерть Христа как представителя человечества была бы не искуплением за народ, а только призывом его к новой жизни, отказом от той, какая заставила их Представителя принести Себя в жертву для обозначения их неправды. Не освящением, какое требует святая мысль Григория Богослова, а только проповедью освящения. Очевидно, учение о предетавительстве нуждается в каком-то дополнении. Святые отцы, вполне продолжая мысль св. Григория, излагают те основы, какие делают учение о представительстве глубоким и понятным. Oни разъясняют, что Христос не только представительствовал за человечество: Он заключил его в Себе, в Своей смерти, так что в Его жертве покаяния участвовало и человечество. Глубоко учение о вменении искупления Афанасия Великого. Он понимает связь Христа с человечеством не в смысле генетическом, только родовом, т.е. не в том только, что все люди имеют общие родовые черты с Человеком Исусом, а в смысле мистического соединения. «Господь приложением сходственного во всех подобных уничтожил смерть посредством подобного тела со всеми пребывая». "Христос - виноградная лоза, а мы как бы розги, соединенные с Ним не по сущности Божества (это невозможно), но по человечеству, потому что и розги должны быть подобны Ему».
Здесь пока слово «подобие» еще не вполне ясно, но далее это проникновение человечеством Христа природы всех людей у св. Афанасия объясняется платоническим термином «причастие». «Мы, - говорит он, - приобщаемся Его телу, делаемся едино тело, имея в себе единого Господа».
Тело Христа присуще человеческим телам, как общее понятие содержит в себе каждое единичное понятие того же класса. Христос принял на Себя не какую-нибудь индивидуальную человеческую лнчность, а именно всецелую природу людей. Он принял человечество в вечное единение с Собой, так что оно (искупленное) стало в Нем вечным телом Бога. Как видите, все эти изречения совпадают с учением о Церкви, как Христовом теле. Святой Афанасий хочет сказать таким образом, что Господь, приняв человеческую плоть, не нравственно соединился с ним, но предстательствовал, как Мессия или Царь, а мистически стал главой человечества, всех людей,заключил их в Себе.
Все человечество (соединенное с Ним) возведено на крест с их грехом и нечистотой.
Для того чтобы Христос мог страдать за все человечество, иначе сказать со всем человечеством, Он должен был принять на Себя гpex мира, отождествиться с человечеством в душе Своей. Он должен был сознать Себя грешным, психологически стать им, отвечать за грехи человечества уже как и за свой грех. Но как зто возможно и мыслимо, как Невинный мог Себя сознавать грешным, как Невинный мог принять на Себя наказание за грех, стать под судом Божиим?
Самое большее, что считает возможным полуверующая мысль здесь допустить, это - примерное наказание: Невинный, Он мог допустить внешнее выполнение на Себе наказания, чтобы этим ужасным примером образумить грешников и обратить их с пути погибели; но душою усвоить Себе наказание, действительно умереть под тяжестью грозного суда Божия, - это, говорят, для Невинного нравственно невозможно. Кто так рассуждает, - справедливо пишет Гильбер (Christentuin und wissenschaft, s.140-141), - тому недостает понимания тайны любви.
Кто не знает, что такое истинная любовь и «что она может», для того остается совершенно „непостижимым" все глубокое значение представительства Христова. Тайна любви состоит в том, что она становится едино с любимым существом; она отдаст ему себя в собственность и делает своею собственностью то, что принадлежит другому. И чем сильнее любовь, тем более она способна отрешиться от себя самой и жить в другом. Если такая любовь обладает полным совершенством, то любящий всецело живет в любимом. Любовь Исуса Христа совершенна. Мы можем видеть, как Он на Своем, исполненном страданий жизненном пути более и более сливается с грешниками в пламенной Своей любви: вследствие ненависти, которую Он терпит, любовь Его становится все пламеннее, все более выступает из себя самой, все полнее забывает о себе самой; Он живет в грешнике, чувствует в грешнике, без остатка уходит и него. Для Его любви нет ничего недоступного, для нее нет ничего слишком тяжелого. Он в состоянии усвоить Себе даже вину грешника и смотреть на нее, как на Свою собственную, и, таким образом, вместе с нами чувствовать наше самое тяжелое страдание - страдание совести, страдание сознания вины.
Нужно иметь мужество верить, то любовь Исуса Христа действительно бесконечна, действительно божественна. Большинству людей недостает этого мужества. Равносильных аналогий к этому не существует. При этом можно напомнить разве только о том, что отец и мать чувствуют вину своего сына, как свою собственную, но они никогда при этом не сознают себя совсем невинными.
Переживание и подвиг Исуса Христа остаются совершенно беспримериыми, единственными. Но они имеют некоторое подобие себе: единственно в своем роде и отношение верующего к своему Господу. Я живу, но уже не я живу, но живет но мне Христос (Гал., 2, 20), - говорит апостол Павел. Подобного никто не дерзнет сказать по отношению к людям, потому что здесь никогда невозможно столь полное объединение... Но это единственное в своем роде объединение есть не что иное, как отражение единения Христа со Своими последователями.
Если верующие при всей своей греховности и виновности в состоянии забыть о себе самих и по вере всецело жить во Христе, то Он первый действительно оказался в силах в любви всецело объединиться с грешниками; для них же это стало возможно только в силу Его любви: только потому, что Он возмог внутренне в сострадании божественном слиться с людьми до таинственного нераздельного соединения, о каком говорит святой Афанасий. При этом слиянии переживание чужих грехов и страдание за них становится необходимым законом совести. Христос бесконечно любил человечество, и вот на кресте Он Своею божественною мыслию вызвал в Свою совесть все зло, что сделало это человечество, божественным состраданием принял его, как Свое. По закону сострадания каждая язва на совести каждого человека, даже неосознанная этим человеком, мукой ложилась на душу Христа, соединившегося с ним состраданием, а сумма этих слагаемых должна была дать такое страдание, какое мы с нашей малочуткой совестью не в состоянии представить даже отчасти.
Эта мысль о приобщении к греховности человечества состраданием хорошо уясняется святыми отцами. Здесь произошло то усвоение, которое Иоанн Дамаскин называет личным и относительным. Оно «бывает тогда, когда кто-либо принимает на себя лицо другого по причине какого-либо отношения, то есть страдания и любви. Соответственно этому Господь усвоил Себе и проклятие, и оставление наше (разумеется, чувство богооставленности на кресте, выразившееся в возгласе: «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?») и подобное,что не есть естественно (по природе Христос не имел греха), усвоил, Сам не будучи этим или не сделавшись, но принимая наше лицо и поставляя Себя наряду с нами. Вот такого рода смысл имеет и изречение: «быв по нас клятва». Как бывает у нас, по связи между членами, что если что-нибудь случится с оконечностью ногтя, то все тело разделяет боль со страждущим членом, потому что сочувствие проходит по всему телу,- так соединившийся с нашей природой усвояет и наши немощи».
Но отсюда далее возникает вопрос: не уничтожается ли нравственная самостоятельность отдельного лица? Это третье сомнение, которое следует устранить.
Нравственно возможно ли искупление через посредство третьего лица? Ведь нравственная жизнь есть самое личное в мире личного! Пусть в Христе на кресте было все человечество. Все-таки мы как будто видим страдающего только Его одного. Если Он страдал Один за грехи, то где же сострадающее Ему человечество? Где страдание и покаяние спасаемого? Эти возражения основаны на невнимании к святоотеческой мысли и мысли Писания. В словах апостола Павла о сораспятии Христу, о спогребении с Ним во крещении в связи с мыслью св. Афанасия о том, что спасаются соединившиеся с Христом в теле Его Церкви,- ответ дан.
Прежде всего искуплен лишь тот, кто верует в Христа. Вера во Христа в глубочайшем основании есть не что иное, как личное решение быть последователем Исуса Христа, личное согласие с Его личностью. Веровать - значит изъявлять согласие на то, что Бог совершил во Христе и над Христом. Любовь Бога и Христа на кресте открывается с такой глубиною и силою, что она проникает до глубины человеческих сердец и пленяет их, побуждает людей возложить упование, на нее. Этому впечатлению совести надобно с готовностью подчиниться, дело веры, упования, должно быть завершено действием воли. Таким образом, нравственная самостоятельность отдельного лица вполне сохраняется. Вера не есть уничтожение, но деятельное проявление нравственной свободы.
Теперь, кто по вере находится в сердечном единении с Распятым, тот именно через это вступает с Ним во внутренний волевой союз: свою волю он объединяет с волей Исуса. Исус оказал послушание Богу до самой крайней степени; Он всецело предал Свою волю Божией; на кресте Он признал правду Божию даже в суде над Собою. Поэтому никто не может стать едино с Исусом в вере, если в глубине своей души не согласится с этим судом Божиим над человечеством. Это именно ясно выражается в христианских песнопениях страстной седмицы: в них христианин исповедует себя в смерти Христовой и поэтому достойным смерти... Под действием креста Христова он производит суд над самим собою, произносит самый строгий приговор над собою. Поэтому именно смерть Христова и может служить для него источником надежды и утешения; моя смерть была для него смертью, а теперь Его смерть стала и моей смертью, - как это выражает апостол Павел: мы, распавшись со Христом,со Христом и умерли.Соединение со Христом через веру делает нравственно возможной такую мысль. Кто через веру живет в Христе, тот имеет нравственное право сказать себе: что пережил и претсрпел Исус Христос, то пережил и я. Я заслуживаю наказания; но наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились (Ис.,53.5). Христианин, который только и имеет участия в плодах Христовой жертвы, как мы уже сказали, страдает вместе с Христом.Он соучаствует в страданиях Господа, потому что соединен с Ним душой и телом в таинстве единения Христа с человечеством. Это единение - не слова, не образ, а действительное соединение. Если Христос, соединившись с человечеством, принял на Себя души всех и грехи всех, то и человек, поскольку он приобщается тайне искупления, восходит на крест, соединяясь с Господом и тех переживаниях, как испытал Господь.
Чувство бесконечной греховности, какое пробудил Христос и человеке, чувство всеобщего единения, соединяющего людей в Церковь, чувство ответственности за грех и нечистоту всего мира, страдание совлечения «ветхого человека», тяжкое, как муки деторождения, тяжелая мука покаяния - вот что соединяет христианина со Христом на Его кресте и, приобщая к страданию, приобщает и спасению, которое через Христа и Eго кровь изливается на Церковь, на всех мистически с Ним соединенных и Ему сострадающих. Христос н христианин - лоза и ветви. Жизнь лозы - жизнь ветвей. Стволу было привито болезненное, но спасительное чувство страдания, ветви стали участниками исцеления, потому что не отвергли и страдание.
Искупление человека через Церковь идет - по крайней необходимости повторим то, что мы говорили уже раз,- таким процессом: святая кровь, упавшая на грязные и прокаженные одежды души человеческой, на совесть человека, вызывает, прежде всего, начало духовного возрождения - голод спасения. Иначе сказать, вызывает начальный святой перелом воли, обратно соответствующий греховному перелому по искушении диавола в раю. Затем, движение ко спасению, желание и порыв слиться с Ним, с Господом, растут в покаянную тоску, в вопль разбойника благоразумного или отца бесноватого отрока: "Господи, спаси меня. Помоги моему неверию!» И вот когда это тяготение к спасению, это желание стряхнуть с себя грех, кожу ветхого человека, диавольский нанос на душе, достигает крайней силы - и наступает кризис: спасение - искупляющая благодать - раскрываст себя не в проповедующей, не учащей, а возрождающей силе, творящей новую тварь. Господь в Церкви и ее таинстве идет навстречу человеку, прививает его к Себе, как ветвь к лозе, и Своей всесильной мощью. Своей кровью оздоровляет его душу и тело, делает новым, вытравляет огнем Своей крови самые корни богоборного настроения, делает сыном Божиим. В момент встречи - сознания человеческого, стремящегося к Богу, с помощью Божественною - и совершается искупление, перерождение человека. Действительное значение смерти Христа, таким образом, в том, что она есть переход Его духовной вечной жизни в людей, нарождение в них Его Духа.
Скажут: но тогда искупление совершается сейчас, а не в акте Голгофы.
Возражение совершенно неосмысленное. Нужно помнить, что каждый из искупленных был в божественном сознании Христа на Голгофе. Он страдал не только отвлеченным грехом мира, по грехами каждого из нас. Он имел не человечество, а каждого из людей в душе Своей, в страдании, и кровь Его тогда пала на одежды нашей души. Тогда создал Он Церковь из всех ранее Его бывших, и настоящих, и будущих членов, тогдашняя волна крови дошла до души нашей, и только для нашего сознания очищение связано с моментом видимой прививки к телу Церкви. Церковь была во Христе, и мы в ней.
Здесь вместе ответ на возражение Толстого, будто учение об искуплении убивает нравственную деятельность, делая ее ненужной. Наоборот, в тайне искупления и возникает сильнейший мотив христианского делания. «Каждый христианин переживает распятие и Воскресение Христово, совершая их в себе самом; в этом состоит его возрождение. Вместе с тем становится совершенно ясно и то, что представительство Иеуса Христа не делает невозможною для нас нравственную деятельность, а скорее делает нас более способными к ней. Уже сама вера есть нравственное дело - фактическая преданность лицу и делу Исуса Христа; и вся жизнь христианина, согласная с верой, есть не что иное, как постоянное отторжение себя от зла через постоянное предание себя Тому, Кто воплотил в Своем лице нравственный закон Божий.
Жертва Исуса Христа, т.е. пожертвование Им Своей воли Святому Богу, Любви, продолжается у верующих в Него в самоотверженном пожертвовании ими своею волею. Следовательно, нравственная самостоятельность отдельного человека не подавляется, но тут только и оживает. Все, с верой во Христа серьезно стремившиеся к этому, переживают великое внутреннее освобождение: если Сын освободит нас, то истинно свободны будете - Ин., 8,36 (Гильберт) |