Прогулка через заросли прошлого, в которой экскурсоводом выступает сам автор, - это не путь из «прекрасного далека» к еще более радужному настоящему. Это полный перипетий рассказ о том, как Старая Вера, укоренившаяся в добрых сердцах сокрушенных духом, боролась за свое существование, как ее берегли и преумножали столпы человеческие, навсегда оставшиеся в славном прошлом подвижниками Святой Руси и воспеваемые ныне в молитвах, катавасиях. Они, в чем мы убеждаемся, прочитывая страницу за страницей книги, по-прежнему не сходят с уст историков и религиоведов, публицистов и всего сильного духом старообрядчества. Мы снова в обществе протопопа Аввакума – над ним уже занесен меч эпохи, но «Петрович», как ласково называет его верная Марковна, по простоте надеясь на понимание (а может, на вразумление Божие?) Алексея Михайловича, возносит в кремлевских палатах молитвы о своей пастве. Мы дышим хладом узницы, где боярыня Морозова, чья несокрушимая вера воплотилась на известном полотне Василия Сурикова, сподобилась «узы апостола Павла возложить на себя». Она уже на последнем вздохе, а мы с замиранием сердца, которое, кажется, вот-вот вырвется из груди, вслушиваемся в плач стрельца, стирающего сорочку блаженной Феодоры под пологом ночной тьмы.

 

И здесь же мы видим епископа Павла Коломенского. Его образ прописан в книге столь мудро, вдумчиво и точно, словно бы тот лично благословлял Дмитрия Урушева на жизнеописание свое. Встречаем мы на этих страницах и возмутителя спокойствия российского – патриарха Никона. Волею свыше будущий реформатор грамоту разумел под наставлением родного отца будущего епископа Павла, да только не впитал он главного – полноты и самой сути веры. К Никону, чей след в прошлом неизгладим, автор возвращает нас снова и снова: вот его противники, насельники Соловецкого монастыря, наотрез отказываются принимать новины и уверенно претерпевают в своих стенах восьмилетнюю осаду. Эта блокада, сомкнувшаяся кольцом задолго до Ленинграда, падет под натиском воевод. И скованное страхом от жуткого ночного видения сердце царя Алексея Михайловича, сподвигнувшее его отменить приказ об осаде, не успеет успокоиться надолго – тот умрет.

 

Тропинка, по которой, осторожно раздвигая листву истории и бережно пригибая ее ветви, ведет нас автор, выводит из рокового XVII века. Но и следующее столетие, апогей эпохи Просвещения, не вдруг станет для потомков Аввакума, Иоанна Неронова и Иова Льговского снятием оков со старого обряда. И по-прежнему староверы стоически будут претерпевать пытку на дыбе, выплачивать огромный налог за право носить бороду и клеймить Петра Первого «антихристом». Правда, вскоре Екатерина Вторая призовет на родину всех русских «беглецов» и официальная пропаганда займет схожую позицию: «Как Всевышний Бог на земле терпит все веры, языки и исповедания, так и императрица из тех же правил»…

 

С трагедии началась история старообрядчества на Руси, трагедия помогает вернуться сторонникам этой веры в Москву Златоглавую, чтобы основать здесь свой духовный центр. Он появится практически на костях умерших от чумы горожан – у Рогожской заставы – и на века станет местом паломничества и собора всех русских людей, в сердцах своих хранящих пылкую преданность вере праотцев. Здесь староверы-бородачи и женщины в сарафанах «до полу» заложат храмы, больницы, богадельни. «Венчаний совершалось великое множество, особенно в мясоед перед масленицей. Из-за тогдашней «скудости священства» на Рогожское приезжали венчаться староверы не только со всей Москвы и губернии, но даже из других губерний, порой весьма удаленных». В этом же месте создаются сразу пять женских монастырей. О таком величии места, о приверженности людской этой московской заставе многим общественным организациям и по сей день остается лишь мечтать и заново изучать науку прошлого, чтобы понять – почему все сложилось именно так.

 

К тем читателям, кому сложна для восприятия многовековая история, со страниц книги обращаются сразу три митрополита, чей авторитет в Церкви мало кем будет опровержен. Из консервативного прошлого на нас кротко взирает сначала архиепископ, а вскоре митрополит Московский и Всея Руси Алимпий – «из колена Аввакумова». И словно уже не автор, но сам владыка своим ровным и спокойным тоном, со взглядом глаза в глаза кротко объясняет нам: «Годы застоя тяжело сказались на старообрядчестве, обескровленном сталинскими и хрущевскими репрессиями. Власти запрещали домашнее духовное воспитание, не пускали молодежь в храмы. Казалось, что «древлее благочестие» вымирает». С приходом владыки Алимпия у старой веры в России началась новая история, а его преемник на старообрядческом престоле митрополит Андриан, словно пересадив староверов из прохудившейся лодчонки в катер с мотором, сел за штурвал и не вызывая пререканий подчеркнул: «Объединение старообрядцев с РПЦ невозможно». После, дав свыкнуться всем с этим утверждением, дополнил, что «даже разговоры о нем не входили и не могут входить в наши планы». В очерке о его деятельности подчеркнуто главное: «идеальную РПСЦ» он видел в дореволюционном староверии, активном, энергичном, деловом. Неожиданно сменился кормчий, и за штурвалом – митрополит Корнилий. Он, заметно успокоив раскачивающийся на волнах катер, лишь повторил неопровержимую истину: «У старообрядцев уже триста лет условия сближения с РПЦ не меняются»…

 

Собрав и систематизировав под одной обложкой всю историю Правой Веры, Дмитрий Урушев подводит к главному: нынешний день староверия зависит от нас. Есть в истории Церкви беспрекословные авторитеты, о которых мы судим лишь по архивным записям, читаем о них в летописях и воспоминаниях их современников, и есть те, с кем нас еще связывает прочная нить знакомства, родства и прочие человеческие отношения. Из них, и, к сожалению, из остывающей памяти о них надо вытаскивать на свет Божий самое светлое и доброе – и этот пример насаждать вокруг: в общении с друзьями, близкими и родными. Светлая память о двух покойных митрополитах – это не просто воспоминания и умиление, это еще и повод вспомнить о своем с ними знакомстве, общении, о их словах и наших при этом мыслях. Этот призыв впору теперь адресовать не только молодежи, которая объединена по интересам и по вере своей, но и всем последователям Истины.

 

…Свое личное, настоящее и прожитое всегда ярче и проникновеннее для душевных глубин читателя, нежели закрома истории, какими бы богатыми они не были. Вот и Дмитрий Александрович, лично зная митрополита Алимпия, создал ему полноценный письменный пьедестал – образ бакенщика и пожарного Александра Гусева, давшего обет безбрачия и позже избранного митрополитом. Он способен стать ближе и дороже сердцу каждого старовера, чем сонм других личностей из истории. И потому есть основания полагать, что впредь автор не станет ограничиваться рамками прошлого, найдя в настоящем и примеры для подражания, и столпы духовности, и «правила веры, образ кротости» о которых необходимо писать также разносторонне, красочно и чутко.

 

Вряд ли дотошный исследователь и книгочей найдет сегодня книгу, подобную «Возьми крест свой», ведь ее отличает профессионализм Дмитрия Урушева в подготовке исторических очерков – с привлечением авторитетных источников литературы и высказываний уважаемых деятелей. На этом обильном материале, как на опаре, поставленной трудолюбивой хозяйкой, разворачивается перед нами обширный летописный свод из прошлого – в будущее. Наконец, привлеченные цитаты не просто подтверждают точность описываемого, но и делают честь авторскому пристрастию.

 

А прекрасные иллюстрации, дополняющие книгу, - хороший лейтмотив, чтобы приобрести книгу и с мудрым поводырем пройти тяжелый путь лишений к современной реставрации религиозности, с которой когда-то давно и начиналось государство Российское.

 

Книгу можно рекомендовать студентам, изучающим прошлое, педагогам и тем, кто стоит на пути к храму и каждому, именующему себя гордым именем – старовер.

 

Максим ГУСЕВ

Екатеринбург