Естественно, что христианская совесть русского православного народа не могла согласиться с проклятиями и хулами на благочестивое церковное предание, и на всех кто, следуя сонму древних святых, осеняет себя крестным знамением двоеперстно – раскол в Русской Церкви стал неизбежным и вина за сей раскол лежит на патриархе Никоне и соборе 1656 года.
Тысячи христиан и десятки священнослужителей, преданных вере своих благочестивых предков, поспешили оградить себя от общения с церковными реформаторами. Они разорвали общение уже не с одним лишь патриархом Никоном, но и со всеми подписавшими нечестивую клятву, как с противниками постановлений VII Вселенского собора и собора Русской Церкви 1551 года, на основании вышеуказанного 15 правила Двукратного собора, а также 31 правила святых апостол: «Если который пресвитер презрев собственного епископа, отдельно собрания творить будет, и алтарь иной водрузит, не обличив судом епископа ни в чем противном благочестию и правде: да будет извержен, как любоначальный. Ибо есть похититель власти. Так же извержены да будут и прочие из клира, к нему приложившиеся. Миряне же да будут отлучены от общения церковного. И сие да будет по первом, и втором, и третьем увещании от епископа» - из толкования Святейшего патриарха Феодора Вальсамона на данное правило: «В каждом городе клирики и миряне должны подчиняться местному епископу, с ним собираться и участвовать в церковных молитвах, если не обличат его судом как нечестивого, или несправедливого. Ибо тогда, если и отделятся от него, не будут осуждены», и 3 правила III Вселенского собора: «Если же некоторым из принадлежащих к клиру в каждом граде, или селе, Несторием и его сообщниками, возбранено священство за православное мудрствование: таковым мы дали право восприяти свою степень. Вообще повелеваем, чтобы единомудрствующие с православным и вселенским собором члены клира, отнюдь никаким образом, не были подчинены отступившим, или отступающим от православия епископам»[20].
По всему Российскому государству христиане, несогласные с реформаторской деятельность патриарха Никона и собора 1556 года стали подвергаться преследованиям. В Русской Церкви начались раздоры и смуты, усугубившееся еще и тем, что патриарх Никон, вступив в конфликт с царем Алексеем Михайловичем, 10 июля 1658 года самовольно оставил патриарший престол и удалился в находящийся в его личной собственности Воскресенский Новоиерусалимский монастырь.
Собор 1666 года, заявив, что утвержденные им изменения в литургической практике всячески необходимы и согласны с практикой древней Церкви, показал через это, что отмененные им церковные обычаи были нововведениями, чем по сути уже подверг поношению эти издревле хранимые русскими христианами церковные предания.
И хоть собор 1666 года не произнес проклятий на сами дониконовские богослужебные книги, чины и церковные предания, и в своем законодательном акте даже не упомянул о них, тем не менее, употребление их собор запретил полностью, ибо, как исключительно правильные и единственно возможные он утвердил новопечтаные книги и привнесенные реформой обряды. Причем любое инакомыслие, и даже простое содержание древних преданий запрещалось под угрозой физической расправы: «Аще же кто вас не послушает хотя во едином чесом, повелеваемых от нас, или начнет прекословити и вы на таких возвещайте нам, и мы таковых накажем духовно, аще же и духовное наказание наше начнут презирати, и мы к таковым приложим и телесная озлобления»[26].
Поскольку участники собора 1666 года считали себя правыми, а своих оппонентов считали мятежниками, то их угрозы объяснимы и на первый взгляд принятое ими постановление о «телесных озлоблениях» вполне согласно со святыми канонами Церкви, например с 5 правилом Антиохийского собора: «Аще который пресвитер, или диакон, презрев своего епископа, отлучит сам себя от церкви, и начнет творити особыя собрания, и поставит жертвенник, а призываемый епископом не покорится, не восхочет ему повиноватися, и быв призываем единожды и дважды, не послушает: таковый да будет совершенно извержен из своего чина, и отнюдь не может до служения допущен быти, ниже паки восприяти прежнюю свою честь. Аще же упорен будет возмущая церковь, и возставая противу нея: то яко мятежник, да будет укрощаем внешнею властию». Но это лишь кажущееся сходство, ибо древние отцы, призывая светскую власть на защиту веры, не указывали ей, какого рода она должна принять меры по отношению к противникам Церкви. Древние отцы почитали это недопустимым для себя и несовместимым с духовным саном. Выбор меры воздействия в таких случаях они оставляли полностью на усмотрение светской власти. Причем если в церковных правилах речь идет о мятежниках возмущающих Церковь, то участники собора 1666 года постановили предавать на муки вообще всех, кто будет вопреки их желанию следовать церковным преданиям, бывшим до лет патриарха Никона, как тех, кто будет «прекословить» самим реформам, так и тех, кто «не послушает хотя во едином чесом, повелеваемых» этим собором, и будет просто частным образом хранить древлецерковные обычаи.
При этом участники собора 1666 года не только постановили, что несогласные с их реформами должны быть подвергнуты физическим мучениям, но и указали, что эти «телесные озлобления» своим оппонентам они будут причинять сами: «аще же и духовное наказание наше начнут презирати, и мы к таковым приложим и телесная озлобления». А что под местоимением «мы» участники собора подразумевали именно себя, а не светскую власть видится из подписей под этим постановлением, которое никто из светских лиц не подписывал: ни царь, ни члены его синклита, но лишь сами архиереи: «сие соборное наше изглашение подписахом мы архиереи своими руками»[27].
Таким образом, даже если стать на точку зрения участников собора 1666 года, которые почитали защитников древлецерковных преданий церковными мятежниками, то и тогда их постановление противоречит как духу Евангелия, так и церковным правилам, которые не только возбраняют священнослужителям бить кого-либо своими руками: верного или неверного, виновного или невиновного, но и под угрозой извержения из сана запрещают священнослужителям вообще каким-либо образом участвовать в физических наказаниях провинившихся: «Апостолькое и Божественное правило подвергает извержению священников, дерзающих бити верных согрешивших, или неверных нанесших обиду (Апост. прав. 27). Ухищряющиеся угодити своему гневу, и превращающие апостольские установления, разумеют сие токмо о биющих своеручно, хотя оное правило ничего такого не назнаменует, и правый смысл тако разумети не попускает. Ибо по истине было бы неразсудительно, и весьма поргешительно, аще бы нанесший своеручным биением три или четыре удара, подвергаем был извержению, а между тем, по данной свободе бити посредством повеления, простерший истязание до жестокости и до смерти оставался бы ненаказанным. Итак поелику оным правилом определяется наказание за биение вообще: то и мы согласно определяем. Подобает бо священнику Божию вразумляти неблагонравнаго наставлением и увещаниями, иногда же и церковными епитимиями, а не устремлятися на тела человеческия с бичами и ударами. Аще же некие будут совершенно непокоривы, и вразумлению чрез епитимии не послушны: таковых никто не возбраняет вразумляти преданием суду местных гражданских начальников. Понеже пятым правилом Антиохийскаго собора постановлено, производящих в церкви возмущение и крамолы обращати к порядку внешнею властию» (9 правило Двукратного собора).
Указанное противозаконное постановление собора 1666 года легло в основу последующих репрессивных действий, как духовной, так и светской власти по отношению к древлеправославным христианам. Эти репрессии отличались крайней, бесчеловечной жестокостью.
Собор 1666 года не смог исполнить всех поставленных царем задач. Помимо утверждения литургической реформы и расправы с инакомыслящими была у реформаторов и другая цель – сам патриарх Никон. Как уже было сказано, некогда дружественные отношения его с царем Алексеем Михайловичем сменила открытая вражда, вследствие которой патриарх Никон самовольно оставил патриарший престол. Царь решил предать патриарха духовному суду, но не решился сделать это без участия восточных патриархов. Еще в декабре 1662 года на имя всех восточных патриархов были посланы грамоты, призывающие их в Москву для суда над опальным патриархом. Но восточные патриархи неоднозначно восприняли приглашение, в основном все они стали на сторону Никона и не желали участвовать в суде над ним. После нескольких лет переговоров царю Алексею Михайловичу удалось все-таки заручиться поддержкой двух патриархов: Паисия Александрийского и Макария Антиохийского, которые в ноябре 1666 года прибыли в Москву, а в конце февраля 1667 года открылся так называемый Большой Московский собор с участием, как русского, так и восточного духовенства.
На нем присутствовали два Восточных патриарха: Александрийский Паисий и Антиохийский Макарий. Пять митрополитов из Константинопольского патриархата: Никейский Григорий, Амасийский Козьма, Иконийский Афанасий, Трапезундский Филофей, Варнский Даниил и один архиепископ - Погонианский Даниил, а из Иерусалимского патриархата и Палестины - Газский митрополит Паисий и самостоятельный архиепископ Синайской горы Анания, кроме того, находились из Грузии митрополит Епифаний и из Сербии епископ Иоаким Дьякович. Всего же иноземных архиереев участвовало в соборе двенадцать. Русских архиереев участвовало семнадцать, и именно: митрополиты - Новгородский Питирим, Казанский Лаврентий, Ростовский Иона, Сарский Павел, архиепископы - Вологодский Симон, Смоленский Филарет, Суздальский Стефан, Рязанский Иларион, Тверской Иоасаф, Астраханский Иосиф, Псковский Арсений; епископы - Вятский Александр и из Малороссии Черниговский Лазарь Баранович и Мстиславский Мефодий, блюститель Киевской митрополии; а вскоре к ним присоединились вновь избранный Московский патриарх Иоасаф II и архиереи двух новооткрытых епархий: Белогородской - митрополит Феодосий и Коломенской - епископ Мисаил. Таким образом, на Большом Московском соборе 1667 гг. присутствовали 29 иерархов, и в числе этих иерархов находились представители от всех главных поместных церквей Востока.
Собор 1667 года осуществил главную свою задачу - осудил и лишил сана патриарха Никона, однако когда на соборе был поднят вопрос о проведенной Никоном церковной реформе, то участники собора 1667 года не только в очередной раз утвердили реформу, но и произнесли еще более тяжкие проклятия на древлеправославных христиан, как на еретиков: «Сие наше соборное повеление и завещание ко всем, вышереченным, чином православным. Предаем и повелеваем всем неизменно хранити и покорятися святой Восточной церкви. Аще ли же кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой Восточной церкви и сему освященному собору, или начнет прекословити и противлятися нам: и мы таковаго противника данною нам властию от всесвятаго и животворящаго Духа, аще ли будет от освященнаго чина, извергаем и обнажаем его всякаго священнодействия и проклятию предаем. Аще же от мирскаго чина (будет), отлучаем и чужда сотворяем от Отца, и Сына, и Святаго Духа: и проклятию, и анафеме предаем, яко еретика и непокорника, и от православнаго всесочленения и стада, и от церкве Божия отсекаем, дондеже уразумится и возвратится в правду покаянием. А кто не уразумится и не возвратится в правду покаянием, и пребудет во упрямстве своем до скончания своего: да будет и по смерти отлучен, и часть его, и душа со Иудою предателем, и с распеншими Христа жидовы, и со Арием, и со прочими проклятыми еретиками: железо, камение, и древеса да разрушатся, и да растлятся, а той да будет не разрешен и не растлен, и яко тимпан, во веки веков, аминь»[28].
За что же такими страшными, немилосердными проклятиями грозили участники собора 1667 года? В чем следовало с ними соглашаться, в чем следовало им повиноваться? Они требовали не только признать законность церковной реформы, но и признать также, что вся Русская Церковь до времен патриарха Никона содержала чины и обычаи погрешительные и даже еретические, а святые отцы, которые соборно засвидетельствовали святость древних церковных преданий, якобы сделали это по безрассудству и невежеству: «А собор иже бысть при благочестивом великом Государе Царе, и великом Князе Иоанне Васильевиче всея России, самодержце, от Макария Митрополита Московского, и что писаша о знамении честнаго Креста, сиречь о сложении двою перстов, и о сугубой Аллилуии, и о прочем, еже писано не разсудно, простотою и невежеством, в книзе стоглаве… Зане той Макарий Митрополит, и иже с ним, мудрствоваша невежеством своим безрассудно якоже восхотеша» [29].
Таким образом, участники Стоглавого собора 1551 года были подвергнуты несправедливому поношению, а между тем в его деяниях кроме святого митрополита Московского Макария участвовали такие прославленные Церковью святые, как, Филипп будущий митрополит Московский, Акакий Ростовский, Гурий и Варсанофий Казанские Чудотворцы, Максим Грек. Причем св. митрополит Макарий и прп. Максим Грек были образованнейшими людьми своего времени. При этом следует повторить, что собор 1551 года не принимал ничего нового для Церкви, но лишь подтвердил святость издревле существующих преданий.
А то, что, например, двуперстное крестное знамение являлось общецерковным обычаем во времена первенствующей Церкви, признали впоследствии и сами греки. Так в своем авторитетнейшем сборнике канонических правил «Педалион», в толковании на 91-е правило св. Василия Великаго они подтвердили, что древние христиане иначе слагали персты для изображения на себе креста, чем они, то есть, изображали его двумя перстами, средним и указательным, как говорит св. Петр Дамаскин. Вся рука, говорит св. Петр, означает единую ипостась Христа, а два перста - два естества его[30]. Известно также и постановление Константинопольского собора начала XI века подтвердившего святость и исключительность двоеперстного перстосложения для крестного знамения: «В 1029 году сам константинопольский патриарх, вместе с другими греческими епископами, требовал на соборе от яковитского патриарха Иоанна VIII Абдона и его спутников, чтобы «они крестились не одним перстом, а двумя», требовал этого конечно потому, что правым и обязательным для православных перстосложением греки считали в то время двоеперстие»[31].
Кроме святых отцов всяческому поношению и хулению на соборе 1667 года были подвергнуты и сами древлецерковные предания. Так о двоеперстном крестном знамении собор 1667 года изрек: «Глаголаше те суемудрии, яко два перста: вторый – указательный и третий – средний, Божество и человечество знаменуют: и три перста: первый, четвертый и последний – меньший, наклонити и совокупити под двема персты, именовати Святую Троицу, и глаголаше: яко те три неравные и разные персты есть таинство Святыя Троицы. Всем убо явленно есть, яко исповедаша во Святей Троице неравенство, яко ариане, и несториане, и духоборцы, и аполинариане, и прочии проклятии еретицы, зане они сице исповедаша, несравнение, и разделение, во святей Троице»[32]. Также соборно, как исповедание веры, была утверждена книга «Жезл правления» составленная еретиком-латинщиком Симеоном Полоцким и содержащая в себе многочисленные порицательные выражения в адрес древлеправославных преданий.
Под сомнение было поставлено все духовное прошлое Русской Церкви, ибо если хранимые ей обычаи были еретическими, то и христиане, содержавшие их, являлись еретиками, в том числе и многочисленный сонм русских святых.
Таким образом, участники собора 1667 года отвергая и хуля древнейшие церковные предания, уподобились древним иконоборцам, о которых отцы 7 Вселенского собора сказали, что «на словах они прикрываются личиною благочестия, а на самом деле совершают нечестие. Устнами они восхваляют благочестие, а сердцем далеко отстоят от него, никак не соглашаясь признавать предание, которое в предыдущее время вполне принимали святые, которых было так много»[33].
Как к самому патриарху Никону основоположнику церковной реформы, проклинавшему и всячески ругавшему древние церковные предания, так и к последовавшим за ним соборам 1556, 1666 и 1667 годов вполне прилагаемы слова книги «Кормчей» осуждающие всех противников святоцерковной древности и святых соборов: «Вся, яже чрез церковнаго предания и учительства и воображения святых, и приснопамяных отец, ново сотворенная и соделанная, или по сем содеятися хотящая, анафема. И паки по сем глаголет, ко иже в небрежение полагающим священная и Божественная правила Божественных отец наших, яже церковь утверждают, и все христианское жительство украшают, и к божественному наставляют благобоязньству, анафема. Сей святый собор в сих двоих проклинаниих всяко отражает мнение и суетное спростивословие. Последуяй же прежде его святым собором, той собор свят есть, не последуяй же прежде его святым собором, не свят, но сквернен есть, и отвержен»[34].
|