Поездку в Гуслицы - «Старообрядческую Палестину», - как прежде именовали эти места на востоке Подмосковья (места традиционного расселения старообрядцев, спасавшихся в глухих болотистых лесах от гонений), планировали давно. Три года подряд что-то «перебивало» - то паломничество в Великий Новгород, то в Нижний… Для прихожан нашего храма регулярно организовываются различные паломнические и познавательные поездки и походы: и за рубеж, и по России, и просто по Москве. Программы путешествий всегда интересны и незаурядны. Особая благодарность в этом настоятелю – о. Кириллу. Он, вне всякого сомнения, является «моторчиком», который всех держит в тонусе, не дает закиснуть и завязнуть в «бытовухе», поддерживает живой интерес к познаванию нового, а нередко бывает так, что и там, где не раз уже были, мимо сто раз проходили, и, казалось бы, что еще там смотреть - вдруг заиграет это место новыми красками и откроется со стороны, ранее даже и не предсказуемой.
Решение посетить Гуслицы в этом году созрело внезапно – откуда-то вдруг и очень вовремя возникла информация, что 22 июня, в День памяти и скорби, у поклонного креста в мемориальном парке гуслицкой деревни Степановка будет совершаться панихида по всем погибшим в Великой Отечественной войне, и, прежде всего, односельчанам и землякам. Это не опечатка, вы не ослышались: в, скажем так, заурядной подмосковной деревеньке Степановка есть уникальный мемориал, который соединяет в себе парк из голубых елей и кедров, аллею славы с монументом-памятником советского периода и внушительных размеров старообрядческий крест, возле которого ежегодно служатся панихиды. Да! - еще и историко-краеведческий музей, собравший богатую коллекцию предметов старины, с каждым годом становящихся все уникальней и ценней.
Выехали из Москвы довольно рано, с запасом, но приехали впритык к началу службы. Погода внесла свои коррективы, постоянно накрапывал дождь, то утихая, то усиливаясь, и панихиду решено было совершать в здании музея.
Народ стал было разбредаться по музею, но служащий панихиду священник строго, но с любовью призвал всех: «Пойдемте Богу молиться». Молящиеся в основном были люди в возрасте, но никто ни разу не присел, хотя служба шла долго, более часа. Довольно уверенно подпевали. В конце панихиды батюшка трижды поименно помянул всех погибших сельчан и всех воинов на поле брани убиенных. На службе было немного людей - не больше десятка вместе с нами, о чем с прискорбием заметил в своем слове священник: «С каждым годом молиться людей приходит всё меньше и меньше. Старики уходят в мир иной, молодежь забывает подвиг своих дедов и прадедов. Вы же, старшее поколение, обязаны передать память об этих страшных событиях, об этой войне и Великой Победе своим детям и внукам. Они гибли не за безбожную власть и безбожную идеологию, как говорят сейчас те, кто хочет принизить значимость подвига нашего народа, но за своих родителей, жен и детей, за свое Отечество, за свою родную землю». Вспомнил батюшка в связи с этим Устинью Григорьевну Андриянову, которая была инициатором создания Степановского мемориала памяти, музея. Традиция ежегодной молитвы у креста 22 июня также была заложена ею с 1985-го года, и она не прекращалась.
После панихиды новый директор музея Любовь Федоровна, нынешняя хранительница традиций, ученица Устиньи Григорьевны, после ее смерти принявшая эстафету, всем предложила попить чаю с конфетами и печеньем и ознакомиться с музейной экспозицией.
При входе в музей посетителей встречают два стенда в виде окон, обрамленных резными, правда, бумажными, наличниками. На них множество фотографий окон с еще уцелевшими наличниками: затейливо-кружевными и попроще. Помню еще из детства, что наличники были на каждом доме, каждый дом имел свое лицо, свои глаза. Сейчас это уже большая редкость, а жаль. Наличник, как говорит нам информация на стенде – это оберег дома; «Чтобы грустно не смотрели окна рубленой избы, их в наличники одели незатейливой резьбы. И теперь они глядятся добрым ласковым лицом, с ними хочешь улыбаться, перекинуться словцом» (Л. Федоров).
Историко-краеведческий музей расположился в Степановской начальной школе. Сначала, когда школа еще работала, он занимал некоторую ее часть, сейчас уже полностью. В память о школе в музее оборудован целый бывший класс. Всего их было три. Классы большие, просторные, раньше в них училось до 40 ребятишек в каждом (в послевоенный 46-47-й учебный год было аж 168 школьников). С началом перестройки жизнь в деревне стала затухать, а к 2010 году в школе обучалось всего 4 ученика. Школа разделила участь множества школ по всей России: из-за нерентабельности ее закрыли. В классе мы увидели две маленькие (для первоклашек) ученические парты советских времен с углублениями для чернильниц, сами чернильницы с перьевыми ручками. Школьная доска вся исписана мелом: «Классная работа», тема урока…. Как будто время остановилось - закончился урок, а дежурный не успел подготовиться к следующему, стереть все с доски... Бюст «дедушки Ленина» - как же без него; горн, пионерский галстук, барабан, классные журналы, портреты писателей и ученых на стенах. В каждом классе стоит огромная печь с мудреной системой дымохода – в школе всегда было тепло, даже в суровые морозы. Само здание школы, построенное в 1923-м году, тоже представляет интерес, почти столетний деревянный сруб до сих пор очень добротен. Уютно. В одном крыле школы шел учебный процесс, в другом крыле традиционно для сельской местности проживали учителя со своими семьями. Они приезжали со всей страны. Последняя учительская семья жила здесь довольно долго – с 33-го года до семидесятых. Муж погиб на фронте, жена с четырьмя детьми осталась здесь, преподавала. Гусляки сплошь были грамотны. "Гуслицы - это единственный край в России, где население поголовно грамотно и не представляет из себя типичной русской глухой провинции", писал И. Кириллов в журнале "Церковь" № 13 за 1910 г. Директор музея призналась, что ее коробит, когда некоторые посетители говорят, что староверы тёмные люди. «Видимо, потому что себя они считают светлыми, а человек, если верующий, значит он темный» - заметил наш уважаемый прихожанин, всеми любимый старец Владимир Степанович – художник, иконописец, в прошлом преподаватель в художественной спецшколе и на художественном факультете пединститута.
В следующем классе-зале представлен интерьер старинной избы: красный угол с иконами, печь, чугунки, горшки, ухватки, кровать, зыбка – люлька для младенцев, часы с маятником, солидный комод.... Мне это все очень знакомо – когда приезжала на каникулы к бабушке, все это видела своими глазами: печка, украшенная всегда чистыми белыми расшитыми кружевными занавесочками; большая кровать с периной и несколькими подушками друг на друге, накрытыми белоснежными кружевными накидками (даже новый «житель» - телевизор – тоже был накрыт таким же покрывалком); крюк в потолке для люльки (сама люлька на тугой пружине, в которой моего старшего брата еще качали, убрана в чулан), тканные дорожки-половички… Утром, лежа на перине, меня будил легкий шорох и запах чиркнувшей спички: бабушка зажигала «огонышек» - лампадку пред иконами, поправляла фитилек и начинала шепотом молиться, неспешно и бесшумно делая метания и поклоны на подручник, - думая, что я еще сплю. Я сквозь ресницы подглядывала за ней, лежала, не шелохнувшись, чтобы не спугнуть – ведь если себя обнаружу, то мне придется продемонстрировать свое «фи», недоумение: мы ведь (октябрята, пионеры) твердо должны были усвоить, что Бога нет. А мне не хотелось этого делать, хотелось просто слушать это тихое моление и вдыхать запах горевшей лампадки. С годами обстановка мало менялась и это внушало какое-то спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Время текло медленно и важно, наши предки никуда не спешили и везде успевали, хоть и не было у них ни машин, ни компьютеров, ни телефонов. К вещам относились бережно, и они служили долгое время, от поколения к поколению; мы же привыкли все менять с космической уже скоростью, не успев даже привыкнуть.
В «избе» отведен уголок, посвящённый Церкви - старообрядцев всегда отличало благочестие. Представлена белая небольшая купель для крещения младенцев, церковная литература, подручники, несколько икон (конечно, это не древние иконы, да и понятно – опасно было бы держать без должной охраны такую ценность), аналой (правда, его на своем месте не было – «старичок» оказался востребованным на прошедшей только что панихиде – связь времен налицо).
В музее прослеживается местная история на примере нескольких эпох: старина (этим емким словом обозначили все, что было до революции), предвоенный период, Великая Отечественная война, период после войны.
Музей был создан в 1987-м году. Сюда стали приезжать из Москвы, интересовались местным фольклором, собирали старинные вещи («старье» - как называли это сельчане). Есть некоторые документы, к примеру, данные последней дореволюционной переписи 1883 года, в которой учитывалось только взрослое население: в деревне насчитали тогда около 1200 человек. Есть сведения, что случались бунты из-за всяческих притеснений, например, запрета ходить в лес, охотиться и т.п.
Представлены предметы быта: коромысло, странные лопаты с загнутыми краями, хомуты – лошадей было много. Сельское хозяйство в этих краях очень бедное; растили овес лошадям, рожь, гречу, коноплю (для изготовления тканей). Картофель богатых урожаев тоже не давал. Что приносило прибыль, так это выращивание хмеля, есть даже дипломы крестьянам с немецких выставок за победы в хмелеводстве. Гуслицкий хмель славился, пока не началось нашествие иностранного – он вскоре завоевал рынок своей дешевизной. Невыгодно стало этим заниматься. Тем не менее, даже в шестидесятых годах хмеля сажали ещё много. Потом уже начали выращивать кукурузу, но это не только в Гуслицах - по всей России.
Много старинной одежды, обувь. Запомнились праздничный выходной костюм женщины среднего достатка – юбка у него со шлейфом (отличие местных модниц) и миниатюрные франтоватые сапожки на каблучках и со шнурочками – надо быть Золушкой, чтобы носить их и комфортно себя чувствовать (я пыталась в детстве «влезть» в такие же бабушкины – ничего не вышло: нынешний кроссовочный стиль, конечно, удобен, но он не оставляет шансов изяществу).
Посредине зала – ткацкий стан, большое деревянное сооружение. Он довольно много занимал места, на ночь его не убирали, а выметали мусор, образовавшийся при ткачестве, и стелили прямо под ним соломенные матрасы. Избы были небольшие, а семьи напротив - имели много детей, да и жили по нескольку поколений в одном доме. Ткацкие станы стояли почти в каждом доме до конца 19 века, пока не открыли крупные фабрики. Фабриканты стали давать работу на дом. Безбедное существование ткацкие станы, особенно если их было несколько, обезпечивали. Чем больше станов имела семья, тем богаче она жила. В некоторых семьях их было более десятка. Помимо хмелеводства ткачество – это чуть ли не основной промысел в то время.
Следующая экспозиция посвящена предвоенным репрессиям - первая волна прошла в 29-30-е годы. Несмотря на антицерковную политику и репрессии, люди продолжали собираться для молитвы. Вторая волна – жуткие 1937-38-е – т.н. «дело богородских начетчиков». Всех священников и служителей церкви арестовали. О. Димитрию Абрамову на момент ареста был 61 год. Когда его арестовывали, как сказано в отчете особистов, «лошадь два раза нас свалила». Обвинения как под копирку: «высказывание террористических намерений в отношении руководителей партии». В марте 38-го все были расстреляны на Бутовском полигоне. Богородская община была уничтожена.
В военной экспозиции обнаружила информацию о своём двоюродном деде: единственном, пришедшем с войны, из четырех сыновей Андреевых. Все они были призваны в один год – 1942-й; в последнем письме моего погибшего деда, Георгия Ананьевича Андреева, между строк: «стоим где-то под Смоленском». Представлены письма с фронта, похоронки, ржавые простреленные каски (наша и немецкая), гранаты. В этих местах боёв не было, все эти предметы были переданы поисковиками из-под Вязьмы, где в большинстве своем и полегли гусляки, защищая подступы к Москве. Единственное, что вспоминают местные жители, так это разбомбленный неподалеку эшелон, на котором эвакуировали московский завод в Ташкент. Очень много было погибших, там рядом их всех и захоронили.
И совсем настоящее: история в фотографиях, как растили парк, ухаживали за ним. Картины местного самородка: оказавшись из-за травмы позвоночника прикованным к инвалидной коляске, он последние десять лет жизни вел затворнический образ жизни, начал рисовать.
Несколько памятных стендов, посвященных Устинье Григорьевне. Мемориал, музей, церковь прп. Иоанна Лествичника в Куровском – все это создано ее усилиями. В довесок к этому возродила еще и такое фольклорное направление, как «Степановская кадриль»: «Очень мне хотелось, чтобы ожили в Степановке старинные танцы и песни, ведь сколько лет объединяли они людей, незримо передавая из поколения в поколение идеалы общности и красоты». Пик популярности пришелся на 1986-й год – много гастролировали, выступали в московском Доме композиторов. Даже интересно, что это за такое уникальное явление – «Степановская кадриль», чем она отличается от других кадрилей? Узнать бы, посмотреть. Но , увы…Сейчас все заглохло – старики померли, а молодым не надо, да и нет их – все по городам разбежались. Сейчас в деревне живут пенсионеры в полусотне домов, а было домов жилых более четырехсот. На стенде фотографии местных артисток, запечатленных в танцевальном вихре; стихотворение Устиньи Григорьевны про «Степановскую кадриль» - наивное, но от души, и с любовью.
Прогулялись по мемориальному парку: 176 погибших и 176 голубых елей и кедров, высаженных в честь каждого героя. Вчитываемся в памятные таблички, установленные у каждого деревца: большинство погибших не старше 20-ти лет; дата смерти почти у всех - 42-й год. Перед крестом, который установлен рядом с монументом, пропели «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко…», приложились. Надо двигаться дальше - в программе нашего паломничества запланировано посещение еще нескольких интересных мест, и нас уже ждут, чтобы рассказать о них.
Продолжение следует
Андреева Анна,
руководитель Издательского отдела церкви свт. Николы на Берсеневке |