Круглый стол на тему "Трудовая этика старообрядчества и модернизация России в XIX и ХХ вв.", организованный 9 октября редакцией "Русского журнала", собрал узкий, но заинтересованный круг специалистов: историков, философов, публицистов. Во встрече принимал активное участие руководитель Информационно-издательского отдела Рогожской старообрядческой общины Александр Антонов.

С самого начала было очевидно, что дискуссия не ограничится темой трудовой этики. Первое сообщение сделала Алла Глинчикова, старший научный сотрудник Института философии РАН, автор книги "Раскол или срыв "русской Реформации"?" "Дораскольная религиозность была чревата расколом", -- отметила исследовательница, подчеркнув, что "никонианство" и старообрядчество представляли разные типы ценностей. Первое, победив в XVII в., подготовило почву для развития российской сословной структуры "в направлении рабовладения". Особые же ценности старообрядчества, если бы история дала им возможность закрепиться, сформировали бы в России гражданское общество.

Главной из этих ценностей выступавшая считает "индивидуализацию веры", имея в виду не западный, ренессансный тип индивидуализации, но иной, который она называет "религиозным, восточным". Такая "индивидуализация" не противоречит идее "общего", напротив, в старообрядческом менталитете очень сильна "ценность социального начала, понимание ценности каждого как части целого, индивидуальной ответственности за целое". По словам докладчицы, для аксиологии приверженцев "старого обряда" характерны также разделение Церкви и государства, идея равенства людей, защита частного начала, социальный активизм, личная порядочность, заинтересованность в судьбе ближнего, противостояние аморализации общества и иные ценности, которые очень актуально звучат в контексте сегодняшнего дня. Недаром, говоря о характерных формах индивидуализации веры как на Западе, так и в России, А. Глинчикова обратила внимание на "движение к корням". "Наше "возвращение назад" -- это движение вперед, форма возвращения в мир с обновленными ценностями", -- так предложила она трактовать обращение противников церковной реформы к "старой вере".

Историк Алексей Устинов рассмотрел представления старообрядчества о хозяйственной и торговой деятельности, охарактеризовав их с помощью современных экономических терминов. Он говорил о "слиянии промышленного и банковского капитала", об "оптимизации логистики", "развитии инфраструктуры", "стремлении к модернизации" и т.д. Все эти параметры экономического опыта старообрядцев, накопленного в XVIII - нач. XX вв., было бы замечательно реализовать сейчас. Тогда, предположил историк, бизнес бы не попал в ярмо кредитов, экономика была бы избавлена от "серых" схем и не зависела бы от такого числа гастарбайтеров… Все эти мечты могли бы быть реализованы, если бы Россия выбрала этику старообрядчества, основанную на личной ответственности и эсхатологических представлениях о спасении через труд, а не нормы "никонианства", которые "привязывают человека к государству, к царю".

Доктор исторических наук Александр Пыжиков начал с заявления, что старообрядчество – это "стержень, вокруг которого разматывается вся русская история". Сам он, по крайней мере, "разматывал историю" с XVII в. до февраля 1917 г., утверждая, что именно старообрядческая элита, фактически сформировавшая внутренний рынок России, но дискриминируемая граждански и политически, "раскручивала" народ сначала на революцию 1905 г., а затем, не удовлетворившись ее результатами, подвела его к Февральской революции 1917 г. "50 лет они (купцы и промышленники из старообрядческих семей – ред.) ползали на коленях перед троном, но, не получив "контрольного пакета" в элите,… направили свои ресурсы в либерализм", -- сказал А. Пыжиков.
Резко выразила свое несогласие с коллегами историк Елена Агеева. С возмущением она утверждала, что все их оценки роли старообрядчества основаны на "мифах", тогда как обращение к источникам дает совсем другую картину. "Никто на коленях не ползал! Не было особых приемов ведения дел у старообрядцев, это одна общая традиция – православная", -- отметила Е.Агеева.

Свою лепту в полемику внес сотрудник Синодальной библиотеки, историк старообрядчества Лев Игошев: он считает некорректным говорить об "индивидуализации веры" старообрядцев. По его словам, вполне достаточно осознавать, что приверженцы "старой веры" "сохранились как люди" в противостоянии "страшному тоталитарному давлению", основанному на западничестве, причем тоталитаризм сформировался в России в XVIII в., утверждал Л. Игошев.

Со своей стороны, филолог Михаил Дзюбенко полемизировал с А. Пыжиковым относительно участия старообрядцев в либеральном движении начала ХХ в. По словам М. Дзюбенко, подоплека этого участия связана, в первую очередь, не с экономическими и политическими мотивами, а с экклезиологией старообрядцев. Дело в том, что "их образ Церкви" сформировался под влиянием традиций новгородского церковного самоуправления (т.к. многие переселенцы из Новгорода стояли у истоков нижегородских старообрядческих династий). Этому "образу Церкви", включающему подлинную общинность, выборность епископата и т.д., противоречили порядки монархического государства, утверждал филолог.

Дискуссия, в которой также принял участие сотрудник Синодальной богословской комиссии Александр Кырлежев, филолог и публицист Алексей Муравьев, шеф-редактор "Русского журнала" Александр Морозов и другие, показала, что поднятая проблема трактуется крайне разноречиво и предполагает дальнейшее обсуждение. Заключительное утверждение А. Глинчиковой о том, что "старообрядчество пора выводить из ниши "славянофильства" и рассматривать как западное явление, имеющие свои особенности", также было воспринято весьма неоднозначно.

Юлия Зайцева,
"БЛАГОВЕСТ-ИНФО", 11 октября 2012 г.