Второй выпуск "Староотеческих бывальщин" Владимира Подюкова, изданный в типографии "Печатник" г.Верещагино, будет в равной мере интересен и взрослым, и детям. Это увлекательное и душеполезное чтение о подвигах православных христиан в Древней Руси и о невзгодах, выпавших на долю их потомков в начале советской эпохи. Книга никого не оставит равнодушным,
многое даст для сердца и ума. Её можно приобрести, позвонив автору по телефону: 8-912-485-52-35.

 

 

Вторая книга "Староотеческих бывальщин" Владимира Подюкова, вышедшая вскоре после первой, является органичным продолжением глубокого художественного исследования наиболее трагических и героических событий в истории Древней Руси. Первая её часть "Подвиги нищих духом" включает в себя две бывальщины: "Страстотерпцы" и "Небесная броня", вторая часть - "Не хлебом единым" - повествует о так полюбившемся читателям роде Коловратовых.

Бывальщина "Страстотерпцы" начинается с внутреннего монолога князя Владимира, в котором даны краткие и ёмкие характеристики всех возможных правителей Киевской Руси и намечена основа будущего конфликта: "Почуяв смертное дыхание, занедужил Владимир-Креститель. Болезнью Бог из него остатки грехов смывал. Узнав, что слег защитник Руси, печенеги рати стали сколачивать. С застав порубежных тут же знак Великому князю: волки завыли, в стаи собираются; стада твои защиты ждут. Застонал Владимир: много рук, но какая меч удержит да разум не потеряет? Святополк в церковь не ходит. Ярослав только из мирских пеленок вылез. Святослав робок. Мстислав некстати спесив. О Глебе и речи нет - на ратях не бывал. Один Борис ровно Ангел во плоти: не по годам мудр, без меры смел, в бою ему ровни нет! В церковь раньше всех приходит, дома Святое Писание из рук не выпускает. Велел Владимир нарядить за Борисом в Ростов резвецов".

И вновь рассказы русских летописей обретают под пером Владимира Михайловича новый, чрезвычайно актуальный смысл, дополняются не противоречащей реальности фантазией автора, обрастают значимыми художественными деталями и подробностями. В тексте много образных выражений: "Иди, прогони волков от стад наших. И впредь будь пастухом, полагая жизнь твою за овец твоих. Имей пример Христа пред собою".

 

Действие бывальщины переносит читателей то в стан половцев, где камлают шаманы, предрекая поражение степняков от воинов с Руси, то в русский стан, где образ князя Бориса дан в восприятии его войска: "Воины на князя любуются: статен да красив, умел да силен! А уж как мечом владеет - соперников нет! И в молитве первый, и в работе - пример другим! Добрый правитель выйдет, настоящий хозяин: и милостив, и справедлив, и честен! За таким: хоть в огонь, хоть в воду! Так шли да радовались. И забыли, что белые облака черными тучами оборачиваются".

Повествование построено на приёмах контраста, переходящих в антитезы. Полной противоположностью молитвеннику и воину Борису является не признающий Бога Святополк: "И ворон так не чует приваду, как учуял Святополк смертельную болезнь отчима. Коршуном налетел к Киеву. Возле великокняжеской казны змеёю обвился". Все художественные сравнения, почерпнутые автором из сокровищницы русского фольклора, красочны и колоритны.

 

Владимир Подюков попытался дать собственную трактовку необычному поступку Бориса, отказавшегося от борьбы за киевский престол, коль скоро Святополк был его старшим братом и формально тоже имел право на власть. Воспитанный в свете христианских, православных ценностей и святынь, Борис - даже после известия о готовящихся кознях брата и наёмных убийцах - твёрдо решил положиться на волю Бога и повторить подвиг Христа, исполнившего волю Отца Небесного.

Мученическая кончина Бориса - это ярчайшие страницы прозы В. Подюкова, заставляющие читателей вспомнить евангельские тексты. Образ второго страстотерпца, кроткого Глеба, названного убийцами "воробышком", дан во внешнем контрасте с воином Борисом, однако, перед лицом смерти Глеб обретает такое же мужество, как и его брат, и так же взывает к высшей Божественной справедливости.

Коварство, богатство, власть правят миром в безбожной системе ценностей Святополка, прозванного за убийство двух братьев Окаянным: не случайно решает он насадить на Руси латинскую веру, идёт на прямое предательство Киевской земли и, будучи человеком циничным и беспринципным, ищет союзников то у поляков, то у печенегов. В решающей битве воинства Святополка и Ярослава в художественном мире автора бывальщин главная роль вновь отведена чудесному вмешательству Божественных сил: "Внезапно сверкнул Крест Господень! Воссияло кругом! Вскричали русичи: "С нами Бог!" и духом усилились. Сник дух печенегов, испугались они и в степь бросились".

Вторая часть бывальщины интересна необычностью своего хронотопа: пространственные рамки здесь широко раздвинуты трёхмерным изображением пространства - преисподней, Землёй и раем, - а земное время сопряжено с сакральным, вечным. Душе позорно умершего Святополка явился его Ангел-хранитель и перед тем, как низвергнуть душу в ад, горько посетовал на то, что отверг князь его помощь, стал рабом низменных страстей своих и отвернулся от Бога: "Из глаз Ангела выступали слезы, скользили по чудесному лику и капали на светлое одеяние. Взяв за руку, словно малое дитя, повел Ангел Господень душу святополкову по Раю небесному. Показывал дворцы благолепные и сады дивные. С возвышенностей указывал на великолепные грады, где пребывают души святых Божьих угодников".

 

Антитеза Верха и Низа, рая и ада - традиционная черта русской духовной литературы, которую в полной мере унаследовал В.М.Подюков. Его бывальщина - это историко-космический Универсум, вся Вселенная с её онтологической иерархией ада и рая. Попавшего в ад Святополка демоны изредка подтаскивают к смотрилищу, где лютый грешник зрит, как развиваются события в дальнейшей истории Руси.

 

Автор называет формирующееся государство русским Домом, исходя из того, что образ Дома и населяющего его народа - Семьи - встречается в Ветхом и Новом Завете Библии.

Конфликт бывальщины приобретает под пером автора многоуровневый характер, но в вертикали всего повествования основанная Владимиром-Крестителем Русь является духовным центром Вселенной, который постоянно атакуют те или иные безбожные недруги при поддержке сатанинских сил. И каждый раз два светлых юноши в багряных плащах - ставшие святыми братья-страстотерпцы Борис и Глеб - помогают русскому воинству отразить натиск вражеских сил, победить недругов: "Еще пыль в Доме не улеглась, а с полуночной стороны волчище через окно в Дом прыгнул. Зубами горделиво лязгает, чует поживу великую... Полетели с неба два светлых юноши в багряных одеждах. Говорит один юноша другому: "Брат Глеб, поможем сроднику своему князю Александру!". Воздели юноши мечи и внезапно напали на серого хищника. Давай сечь без милости. И
едва не убили. За шкуру схватили да в окно выкинули!".

Финал повествования приобретает притчевый характер: "От того, что утратившие милосердие служители преисподней постоянно ворошат угли, от могилы Святополка Окаянного исходит ужасный смрад. Старики говорят, что это в назидание всем людям. Да только у голодного брюха нет уха. Иному Сеньке шапку золота взаймы дают, а он все равно о краже думает. Только не Сеньками Русская земля славится, а святыми угодниками Божьими стоит".

"Небесная броня" переносит читателей во времена нашествия Батыя на Русь. В этой по-своему незаурядной бывальщине Владимир Подюков художественно воссоздал события, предшествовавшие взятию Батыем Рязани, а центральным сделал подвиг Евпатия Коловрата и его брата Апоницы. Сочным, ярким, красочным языком повествует автор о тех трагических временах: "Верь не верь, а подошел кривой меч к русским рубежам и разгулялся на степном просторе. Каким неохватным было древо половецкое! И что от него осталось? - листья, воздымаемые ветром. От крови человеческой опьянел, возгордился кривой меч. К
зиме на русское древо замахнулся язычник".

Противостояние православного и языческого миров определяет драматический конфликт бывальщины. Повествование начинается с картины состязания батыров в стане Батыя, на котором присутствуют и русские послы, всячески унижаемые вероломным правителем степи. На вызов, брошенный коварным и жестоким ханом, достойный ответ даёт христолюбивый воин Антоний, по прозвищу Апоница: за поединок с силачом Толган-батыром он был удостоен ханской золотой пластинки - знака особой милости, которую Батый вскоре нарушил. Языческая вседозволенность, полная неразличимость греха и добродетели, упоение властью и собственным могуществом побуждают Батыя потребовать к себе в наложницы красавицу Евпраксию, молодую жену рязанского князя Фёдора Юрьевича, и тут он, едва ли не впервые в жизни, получает отказ: "Видимо забыл великий хан, чьи послы пред ним. Соколы из гнезда Игоря Святославича не боялись ни орлов, ни кречетов! Взыграло сердце благоверного князя Федора Юрьевича, перекрестился он. Выпалил: - Не годится нам, христианам, водить к тебе, нечестивому царю, жен своих на блуд. Коли нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть будешь! Рассвирепел Батый, затрясся от гнева. Забыл законы гостеприимства. Махнул рукой. Налетели язычники на русских послов. Только успел князь Федор к Богу воззвать, как пал пронзенный коротким копьем. Превратился пир в бойню".

Подлинно художественной находкой бывальщины является образ китайского мудреца Дао Цы, построенный на контрасте его невзрачной внешности доживающего свой век старца, бедной одежды и всеобъемлющего ума, способного постигать сущность любого человека, предрекать ход событий. "Горе тому, кто считает врага ничтожным", - вразумляет он хана, но на все его просьбы не начинать войны с русами надменный Батый отвечает отказом, бросая своё воинство на Рязань.

 

И вновь в тексте произведения возникает множество сравнений, олицетворений, метафор, художественно воссоздающих все перипетии борьбы: "Когда русские полки увлеклись преследованием врага, захлопнулась пасть! Клацнули с боков тумены Толган-батыра да Кюльчин-хана; с тыла налетел тумен отборных всадников Хостоврула. Изжевал дракон кус, выплюнул горы трупов".

Духовная проза Владимира Подюкова включает в себя множество чудесных явлений: поседевший от страшной картины разрушения Рязани Апоница находит на пепелище родного дома семейную икону Пресвятой Богородицы и видит в этом доброе предзнаменование, чудесной и неожиданной становится его встреча с подоспевшим в Рязань братом Евпатием, да и сам рассказ Евпатия: "Тут и явился мне Ангел Господень. То ли наяву, то ли во сне - не знаю. Я креститься. Ангел и вещает: "Будет тебе от Бога небесная броня. На себя, кроме простой одежды, не надевай ничего - ни кольчуги, ни шлема; не бери ни меча, ни щита. Разрешено тебе лишь оружие вражеское перехватить и тем сражаться".

Подвиги Евпатия Коловрата, его брата Апоницы и русских воинов, отважно бросившихся в погоню за врагами, напоминают подвиги былинных богатырей, являются кульминацией бывальщины. Здесь автор искусно использует приём гиперболизации, а всё повествование пронизано героическим пафосом: "Не в силах сдержаться, понужнули коней и рванулись вперед. Напали. Пошло угощение. Задний полк в капусту изрубили. За следующий принялись. Заметались ордынцы. Батыевых начальников не слушают. Орут: "Горе нам! Мертвые восстали!". Из многих народов войска силой были сбиты. И вот явилась другая сила. Неведомая. И нет от неё спасения. Набежал полк на рать, рать даванула дружину, дружина следующий полк топчет. Смешалось все. Завопила орда. Евпатий с Апоницей наперед прокосом идут, остальные сзади подкашивают. Травы столько - мечи тупятся. Одна работа - мечи менять да новый прокос идти".

Эпизоды смертельной схватки поредевшего воинства Коловрата напомнят читателю гомеровский эпос, поэму "Илиада", где сражение греков и троянцев сравнивается то с посевом, то с жатвой, то с весёлыми состязаниями воинов античного мира. В "Небесной броне" битва сопоставляется с пиром: "На большом пиру виночерпиям роздыха нет. Разъезжает Евпатий с малой дружиной от полка к полку. Льют в чаши вино не жалеючи. Подают с поклонами, растягами-потягами да увертками. Гости не шаперятся. Скоро напиваются. Тут же пьяные валятся".

 

Бывальщина заканчивается мощно прописанными поединками Евпатия с лучшими батырами хана, сценой забрасывания рязанского богатыря огромными камнями-валунами, разрешением Батыя похоронить героя в родном городе и перспективой обучения воинскому искусству Николки - сына Евпатия, продолжившего знаменитый Коловратов род.

Ничто так не способствует воспитанию молодёжи, как наличие семейного родослова, исторической памяти, знание истории своего рода в нескольких поколениях. Этой важнейшей проблеме всецело посвящена бывальщина "Коловратов род", художественная форма которой представляет собой чередование рассказа бывшего атамана Караваевской округи Абрама Ивановича Коловратова о наиболее памятных эпизодах в почти тысячелетней истории своего рода и реакцию благодарных слушателей на этот рассказ: "Зная о родовой традиции, сельчане всегда напрашивались "вспомянуть старину" именно в начальный день августа, когда православные празднуют первый из трех праздников Всемилостивому Спасу...На этот случай за двором, в огороде, под березами, в несколько рядов "разбивали" длинные столы. Так как уважить Коловратовых стремился едва не каждый в Караваево, то столы занимали всю выкошенную часть огромного огорода и, даже, прихватывали соседский удел". Огромное значение в бывальщине отведено чудотворной родовой иконе Пресвятой Богородицы Владимирской, в задней стеночке которой хранилось две книжечки: в одной написаны были имена хранителей родовой иконы, в другой - имена тех, кому пришла помощь от святого образа Пречистой Девы. От Мирослава, сверстника князя Владирима-Крестителя, до Евпатия Коловрата, от сына его Николы до стрельцов, свято сохранивших старую веру, от потомков их, бежавших от преследований на восток страны, - из поколения в поколение продолжался род Коловратовых, и все его представители во все времена верой и правдой служили отечеству.

Земная и вечная жизни неразрывно связаны в прозе Владимира Подюкова. Характерно, что действие бывальщины происходит в первые годы советской власти, когда впервые в жизни округи местный священник арестован и увезён куда-то "нехристями" - по определению сельчан, когда Дамоклов меч уже навис над многими из них, но, тем не менее твёрдая вера в Бога, в высшую справедливость вновь и вновь сплачивает людей: "Только туче не вечно градом хлестать! Спросится и за честь, и за злодейство. Пусть черви в грязи копошатся, а мы дальше к свету пойдем". Повествование заканчивается прекрасной пейзажной зарисовкой: "Раскрасневшееся от радости солнце задержится, как бы не желая расставаться с миром. Наконец, раскинув лучи,
обнимет землю в последний раз, поцелует драгоценное творение. И пойдет отдыхать, напоминая о себе ярко-багровой, в полнеба, зарей".

Какая литература насущно нужна сейчас читателю? "Творения" модернизма и постмодернизма побуждают не различать добродетель и грех, ведут вниз по вертикали, всячески содействуя разрушению личности. Полной противоположностью им является духоподъёмная проза Владимира Подюкова, вдохновляющая идея которой - русская идея спасения, немыслимая без подлинно православной веры и совершённых во имя её подвигов.

Галина Чудинова,
кандидат филологических наук