Мудрость и вера, кротость и смирение, любовь и доброта… На этих лицах нет и тени злобы, а о грубости эти пастыри вряд ли хорошо знали. Предстоя у престола, они многие лета и зимы возносили свои молитвы за род христианский, за умножение плодов земных, и вряд ли думали о том, что с годами, когда их души уже обретут покой в радости жизни вечной, мы будем с благоговением глядеть на них – большинству из нас незнакомых, неизвестных, но от того не менее родных и понятных.
Вера, которую каждый из них берег в своем селении, сегодня вновь воскресила их для нас – не телесно-физически, но мысленно. Что-то такое радостно-серьезное ворочается в груди, когда вдумчиво глядишь на лица этих священников – о ком-то из них, возможно, неизвестно читателю вовсе ничего, о других люди хранят воспоминания, передают их из уст в уста, берегут свои семейные и церковно-приходские летописи. Но о каждом из них можно сказать наверняка – пастырь добрый. Душу свою полагали за прихожан, потратили немало времени на ремонтно-восстановительные работы… Память о них звучит ныне за каждой панихидой – молодые чтецы и иже во Христе диаконы перечисляют пред жертвенником имена, а вместе с тем, каждый из нас, стоящий с преклоненной головой, просит у Господа об их вечном упокоении в селениях праведных.
Старый-старый церковный календарь, местами протертый и потерявший не одну свою страницу, сохранил для нас эти лица – с печатью сопереживания к нам, с отцовской теплотой и благословением на всяко доброе дело. Нет в сем календаре указаний о годе выпуска, семейный архив, а вернее сказать, время, бесследно слизнуло всякое указание на год выхода, остался лишь Псалтырь, фотографии священников и канон Пасхе – как, думается, самое нужное и важное для того, кто когда-то заботливо проклеил старый календарь, чтобы тот не распался раз и навсегда.
Грусть и трепет душевный долго не позволяют оторвать взгляда от этих мудрых старцев, да и от тех, чьи головы еще не убелены сединами, хотя глаза каждого из них хоть сейчас готовы делиться житейским опытом. Знаний духовных в их сердцах хватало, чтобы с амвонов произносить горячие проповеди, или в сумраке келии принимать исповедь очередного кающегося грешника, успокаивать его или давать вволю поплакать над согрешениями, а потом произносить слова, смысл которых будет понятен лишь тому, кому они адресованы. Они успокаивали и воодушевляли, заставляли подняться из грязи и подняться по ступеням веры, примиряли и советовали. И всегда обнадеживали. Мудрость прошлого поколения, точно губкой впитанная этими людьми, даруется нам старыми снимками – в них, словно в архивных книгах, можно легко черпать знания – они придут к нам сами, если мы готовы получить их. Эти знания, конечно, не сродни прочитанным, но не менее нужны каждому мыслящему человеку.
Лица, лики… Тепло и грусть. Почувствуйте это и вы. А если знаете что-то об этих пастырях – расскажите нам, и тогда память о них будет сохранена и для потомков.
Максим Гусев,
Екатеринбург
|