Роман Александрович Майоров, кандидат исторических наук и преподаватель Духовного училища при Московской Митрополии РПСЦ, как известно, является бывшим единоверцем. Казалось бы, происшедшее около трёх лет назад присоединение к Церкви Христовой от «старообрядного» подразделения никониан должно было знаменовать серьёзное изменение его взглядов, в первую очередь экклезиологических. Однако анализ содержания статьи, упомянутой в заглавии (опубликована в недавно вышедшем сборнике IX научной конференции «Старообрядчество: история, культура, современность», проходившей в 2009 г. в Великом Новгороде), к глубокому сожалению, позволяет в этом усомниться. Возникают и некоторые другие вопросы к автору. Эти недоумения и излагаются ниже.

 

Во - первых, уже во втором абзаце ставится странный вопрос: «Как в нём (о. Верховском – о.А.П.) уживались служение Духу и усердное исполнение обряда, характерное для старообрядчества?» Что заставляет, в свою очередь, спросить: «Неужели автор считает, что названное служение и «исполнение обряда» (этот термин, кстати, как известно, богословски весьма сомнителен: в Церкви - чины и уставы, а не «обряды» - о.А.П.) суть вещи противоположные?! В случае утвердительного ответа придётся признать, что Р.А. Майоров спорит с одним из, так сказать, краеугольных камней традиционных старообрядческих (и не только) воззрений. С тем, что Предание Церкви, в том числе и т.н. «обряды», как раз и есть живое проявление действия Духа Божия, что оно - Свыше и потому должно быть тщательно сохраняемо! Обратное же утверждают, что также хорошо известно, протестанты и новообрядцы. Понятно, что такие взгляды, скорее всего, были присущи единоверцу XIX столетия о. Верховскому. Но вопрос, повторю, задаёт не он, а автор рассматриваемого материала.

 

Данное недоумение ещё более нарастает при знакомстве с третьим абзацем. Из коего явствует, что «евангельская справедливость», оказывается, «гораздо важнее … чем формальное выполнение канонов». В качестве «положительного» (!) примера чего приводится мнение о. Иоанна о возможности вступить в брак для католического священника, принятого Синодом в сущем сане. В то время как внушенные, согласно учению Церкви, Самим Св. Духом святоотеческие правила в этом вопросе совершенно однозначны: «Рукоположенный, если сопрягается браком, извергается; ибо, если хочет, должен вступить в брак прежде рукоположения» (IV Всел. Соб. пр. 6-е).

 

Затем данная «логика» распространяется и на вопрос об отношении о. Верховского к белокриницкой иерархии. Причём здесь протестантское по сути противопоставление канонов и «духа евангельской любви» дополняется ещё и экуменическими воззрениями: «Настолько ли православно сообщество старообрядцев … чтобы иметь собственную иерархию и быть равноправной частью Вселенской Церкви наряду с другими поместными церквами? Честный ответ … очевиден - старообрядцы абсолютно православны, а значит, и иерархия благодатна». А в качестве святоотеческого обоснования сего тезиса приводятся слова первого греческого патриарха после падения Константинополя свт. Геннадия Схолария: кто в гонительное время «требует строгого соблюдения всех обычаев и уставов Церкви, … тот есть враг христианства».

 

Иными словами, происшедшее в 1846 г. восстановление святительского чина в Церкви Христовой о. Иоанн Верховский считал хотя и как бы терпимым, но всё же нарушением «обычаев и уставов Церкви». Благодаря чему старообрядцы к тому же будто бы стали (!; или потенциально могли стать) «равноправной частью Вселенской (новообрядческой - о.А.П.) Церкви». Что староверы и есть Вселенская Церковь во всей Ея полноте, о. Верховский, очевидно, не считал. При этом вопрос наличия/отсутствия, так сказать, физического апостольского преемства рукоположений его не интересовал вовсе, видимо, как «неважный». Старообрядческие же авторы, напротив, уделяли этому весьма серьёзное внимание.

 

Так, свт. Арсений Уральский в 1894 г. издал труд «Другопреемство рукоположения, нисходящего от святых апостолов в старообрядствующей иерархии» (см. 2-й т. его соч., М. – Ржев, 2010. С. 258 - 369). Однако выводы, подобные изложенным выше, в статье Р.А.Майорова, увы, отсутствуют. Что, к сожалению, вызывает вопрос о личном уповании автора: староверческое оно или, если можно так выразиться, «верховское»?

 

Это недоумение подкрепляется в рассматриваемой статье ещё не раз. Поскольку ниже неоднократно и, опять-таки, без оценки с традиционных старообрядческих позиций, вновь и вновь цитируются пассажи о. Иоанна, что «каноны … должны подчиняться божественному, духовному началу в Церкви» (как будто они «не подчиняются»!), что «верностью букве (правил Церкви - о.А.П.) … нанесён ущерб и самому (Новому) Завету» и пр. При сем в качестве примеров «ревнителей закона» приведены фигуры занимавших антиканоничную по самой сути должность обер - прокуроров Синода Д.А. Толстого и К.П. Победоносцева (!). Отчего не очень сведущий читатель может сделать вывод, что все, выступающие за строгое соблюдение правил «Кормчей», уподобляются названным чиновникам (!).

 

Немало здесь и других странностей. Так, в качестве «добродетели» о. Иоанна приведено то, что в молодости он «испортил себе дикцию и походку», потому что это его «выделяло». В то время как традиционное учение Церкви осуждает, а не похваляет тех, кто «представляются злоумышляющими против самих себя» телесно, называет их «противниками Божия творения» (толк. Зонара на 23-е и 24-е пр. свв. Апостол). Ниже о. Верховский справедливо назван «своего рода харизматом», но авторская оценка данного факта вновь отсутствует.

 

Далее, говоря о «большом усердии»(?), с которым служил о. Иоанн, Р.А.Майоров иллюстрирует сей тезис отношением Верховского к пению. Которое, как считал единоверец, должно быть «скорым», «протяжность (у него – о.А.П.) считалась проявлением непрофессионализма» (!). Между тем древнерусское знаменное пение, употребляемое за богослужениями старообрядцами и единоверцами, как раз небыстрое по своему строю, обильное т.н. «фитами» - растянутыми порой на несколько строк нотации исполнениями какого-либо одного гласного звука. «Скорым» же является привнесённое на Русь в ходе «церковной реформы» XVII в. с Запада т.н. партесное пение, католическое по происхождению. И поскольку здесь в очередной раз нет проявления позиции автора, может возникнуть мнение, что и Р.А. Майоров разделяет этот откровенно нестарообрядческий взгляд. Также обращает на себя внимание никонианская редакция приведённого автором текста антифона 4-го гл. на одном из надгробий Верховских: «Сердце мое … да вознесется». В то время как в дораскольном варианте здесь стоит слово «возвысится» (см. Октай, гл. 1 - 4, М., 1649. Л. 336 об.). Об этом как бы небольшом, но весьма показательном штрихе к портрету о. Иоанна в статье не упомянуто.

 

Но наибольшее недоумение вызывают заключительные абзацы. Где, в частности, говорится: «Все эти факты разрушают созданный миссионерами миф о Верховском как «раскольствующем» пастыре и, напротив, показывают, что в ряде вопросов священник расходился с традиционной старообрядческой экклесиологией». Из чего недвусмысленно следует, что написавший сие считает староверческие взгляды «расколом», и стремится «реабилитировать» о. Иоанна в глазах «правоверных» новообрядцев (!). Защищая его от «миссионерских мифов» тезисом, что настоящим старовером по убеждениям он отнюдь не был. Но с точки зрения старообрядцев это вовсе не «реабилитация», а вещь по сути прямо противоположная - сугубое обвинение! Однако этого взгляда здесь не прослеживается.

 

В самом конце рассматриваемого материала в который уже раз говорится о «несоответствии» «евангельской справедливости» и «формального исполнения канонов». И о том, что о. Иоанн «старался исходить из чувства христианской любви, а не формальной логики». Таким образом, и любовь, по Р.А. Майорову, «алогична» (!). Последние же слова статьи говорят об о. Верховском как об «ответственном православном (?! – о.А.П.) священнике». Аз же грешный позволю себе завершить сии заметки утверждением, что данное произведение, наверное, вполне уместное в единоверии, вряд ли можно назвать старообрядческим. И пожелать автору в будущих трудах с большей определённостью выражать учение Церкви Христовой, чадом Которой он стал. Что особенно важно в том его ответственном положении в нашем Духовном училище, о коем уже было упомянуто.

 

Иерей Александр Панкратов (Великий Новгород),

руководитель Библиотечно - архивного отдела Митрополии,

член Канонической комиссии и Учебного совета РПСЦ