Раньше доводилось бывать только на круглых датах владыки, в этом же году я впервые был приглашен на обычный день его тезоименитства (71-й). В канун этого для в Покровском кафедральном соборе прошла большая уставная служба (она продолжалась в течении 6 с лишним часов). А ведь утром митрополит служил литургию – стало быть для отдыха у него было совсем мало времени.

Звон перед службой мне сначала показался несколько глуховатым и не выразительным, но потом я оценил его умиротворенность и ненавязчивость. Как и раньше, я во время службы находился на балконе. Перед моим взором на столпах огромные в рост изображения святых. Ближе к балкону – два Михаила, справа Черниговский, а слева Тверской. Далее – справа Владимир и Ольга, а слева Константин и Елена (когда пелись им стихеры и возглашались запевы на каноне мой взор невольно обращался в их сторону). Еще далее – изображения Бориса и Глеба. Надо мной большое изображение Успения с примыкающими сюжетами на темы Богородичных праздников. Лики святых были неотмирными, отрешенными от мирской суеты, безстрастными и углубленными внутрь. От них веяло покоем и умиротворением. За спиной у меня – шкафы с книгами, иконами и крестами. Шкафы с облачениями. Обратил внимание, что пол балкона был устлан широкими (не менее метра) досками.

Служба, как всегда, совершалась неспешно, благолепно, четко и без единой заминки. Непривычным было, что начинал ее сам митрополит, он же и кадил храм во время пения 103 псалма. Я только раз видел, чтобы в это время кадил архиерей – в Успенском соборе Ташкента в 1985 году (возможно так делают и греки, а владыка долгое время служил на Святой Земле). Сослужили митрополиту два диакона, позже появились два священника – о. Константин из Орехово-Зуево (у него тоже был день Ангела, более того юбилей – 50 лет) и о. Василий, клирик собора.

Митрополит был в голубой, не очень длинной мантии (поэтому не было необходимости кому-то из иподиаконов ее придерживать). На голове у него была митра, а в правой руке пасхальный трисвещник. Служба напоминала тиканье больших массивных часов. Все – каждения, произношение ектений диаконами и возгласов священниками, сход певцов обоих хоров на средину и в конец храма было симфонично и четко.

Обратил внимание на некоторые детали архиерейской службы по старому обряду: «Свете Тихий» на малом ходе произносил архиерей, при этом он осенял народ трикирием и дикирием. Также было и на возгласе перед пением великого славословия, после того как сослужащие в алтаре протяжно возгласили: «Слава показавшему нам свет».

На литию хоры двумя полноводными рукавами изливались в конец храма. Когда митрополит на молитве «Владыка Многомилостиве» снял митру, на его главе открылся большой зеркальный круг, напоминавший «гуменцо» (выстриженное место – так было у духовенства в Древней Руси). Это митрополичье «гуменцо» в свете солнечных лучей казалось, что искрилось. Наряду с общепочитаемыми с нами звучали имена и сугубо старообрядческих святых - Амвросия Белокриницкого, Арсения Уральского и, конечно же, «огнепального протопопа» Аввакума. Кстати, несмотря на малое число молящихся, хор, а точнее хоры были полноценными – не менее 20 человек. Причем почти все певцы были молодыми (среди певцов были и дети).

Эксапсалмы (шестопсалмие) с высокого мраморного возвышения на амвоне читал посвященный чтец (здесь же и диаконы, выходя по одному, произносили ектеньи). Кафизмы под амвоном громко и отчетливо читала молодая девушка. Несмотря на огромные размеры собора (до восстановления храма Христа Спасителя он был крупнейшим храмом столицы) все возгласы и чтения были отчетливо слышны в каждом уголке храма. Потрясающая акустика!

Особенно впечатлило чтение канонов – их было три, соответственно было и три чтеца. Протяжно, осмысленно, открытой гортанью, грудным голосом они воссылали молитвословия горе. Торжественно возгласили (напоминало греческую погласицу): «Хвалите Имя Господне!» Необычным было, что царские врата были открыты не сразу после этого возглашения, а на определенном стихе псалма. Так положено или была задержка с выходом служащих?

Священники были в ослепительной белизны ризах, простирающихся со спины до пят. Мощно пропели величание Богородице (святым Константину и Елене почему-то величания не было). Маленькая деталь: перед прикладыванием к иконе подсвещник перед нею не отставлялся как у нас за икону или сбоку от нее, а отодвигался метра на три (а может быть так изначально он был установлен). Каждую пару, подходящую к иконе для ее лобзания и после кланяющихся митрополиту, тот благословлял. Два чтеца в стихарях, стоя справа и слева от мраморного возвышения на амвоне возглашали, один - прокимен перед Евангелием, а другой - «Всяко дыхание». Подумал: если бы певцы так часто не сходились на средину храма и в его конец (на пение догматика, стихер на литии и стиховне, на заключительное величание, на катавасии по каждой песне канона, на великое славословие), то могли бы «закиснуть» на крылосах на таком многочасовом бдении.

Мощным заключительным аккордом прозвучало великое славословие. Далее две ектеньи: сугубая и просительная, и также неспешно первой час (его читали два чтеца). После службы старообрядцы радостны и бодры, как будто и не было такой большой и сложной службы.

Выйдя из собора, я столкнулся с очень известным в старообрядческом мире о. Леонтием Пименовым. Маститый протопоп был в окружении многочисленных родственников. О. Леонтий тепло меня приветствовал и представил своих близких. «Вот, внучка Кирила». Мне показалось, что я ослышался. Да, в женских монастырях их насельницы часто носят имена ангелов и святых мужей (Рафаила, Гавриила, Серафима и т.д.), но имя Кирила я слышал впервые.

О. Леонтий: «Вот сегодня было очень мало людей, по сути у нас была как бы келейная молитва – она тоже нужна и важна». Вышел владыка. «Отец Кирилл, в одной из своих статей Вы писали, что, поговорив по телефону с отцом Леонтием вскоре после постигшего его тяжкого недуга, Вы мысленно попрощались с ним. Прошло уже значительное время, а отец Леонтий, как видите, по-прежнему с нами». Я в свое оправдание: «Часто бывает, что мы сожалеем, что вовремя не попрощались с близкими людьми – не лучше ли подстраховаться и попрощаться заранее».

Как всегда, прошелся по большому парку за алтарями рогожских храмов. Торжественно возвышалось, сверкая на солнце, созвездие крестов на куполах. Подошла женщина, стала говорить о необходимости срочных мер по спасению утиного выводка в пруду. Рассеянно слушаю ее, в голове у меня мысли: «Если бы русские люди во множестве приобщились бы к таким очищающим, просвещающим, духовно обогащающим службам, как было сегодня, то вряд ли бы у нас было бы столько наркоманов, пьянства и разврата».

На трапезе на следующий день (она началась не в половине 12-го и не в 12-ть, как предполагалось, а только в 13 часов) запомнились следующие поздравления. О. Леонтия: «В выборе митрополита мы не ошиблись». О. Артемона, благочинного из Боровска, подарившего икону архангела Михаила, с пожеланием, чтобы его труба возвестила о спасении паствы владыки. О Михаила из Коломны, поблагодарившего владыку, что он привел его в истинную Церковь. Отмечали, что митрополит Корнилий внес наибольший вклад в дело консолидации госорганов на благо старообрядцев и в плане организации переселения их из-за рубежа. Отмечали такие качества владыки как чуткость и человечность, тонкость души и зоркой взгляд. Многократно пели многолетия на разные лады, известные духовные стихи, стихеру «Союзом любве связуеми». Ведущий о. Алексий Михеев дал возможность выступить всем желающим. Каждому выступавшему владыка передавал набор открыток, с видами Рогожского. Набор назывался «Возрожденная красота» и был посвящен 400-летию протопопа Аввакума.