Читать книгу Валерия Смирнова «Падение III Рима» (СПб., 2008) – это словно кататься на «американских горках» (они же – «русские»). Автор то возносит высотой рассуждений вверх, то заставляет падать вниз, хватаясь за кресло от ужаса. В общем, «дышите глубже: вы взволнованы!» Заранее оговорюсь – данная статья является сугубо личным отношением к названному произведению.
На первый взгляд, Смирнов пытается поделиться с читателем тем, что ему открылось, что поразило его самого, и в этом писатель пробуждает только симпатию. Однако книга вызывает и резонный вопрос: какова ее цель? Автор на протяжении всего повествования сетует на разделение русского народа и считает, что преодолению церковного раскола мешает только одно – незнание людей об истинных причинах трагедии из-за отсутствия объективной и непредвзятой информации о деяниях патриарха Никона и царя Алексея Михайловича. Но, помилуйте, об этом еще до Смирнова подробно писали упомянутые им в примечаниях книги С.А.Зеньковский, А.В.Крамер, Б.П.Кутузов и др.
Для прояснения цели автора приведем несколько цитат из него: «…Господь, по Своей неизреченной милости, не оставил нас Своею благодатию до конца, и через святых Своих призывает всех русских православных людей вернуться к истокам. Если мы сделаем это, тогда и раскол преодолеем» (С.55); «мифы и сказки об ошибках в старых богослужебных книгах продолжают жить в сознании православных людей, тем самым препятствуя преодолению раскола» (С. 58); «итак, если мы исцелимся от своего новообрядоверия, которого в себе не видим, тогда и раскол преодолеем» (С. 68); «староверам также необходимо понять, что не все новообрядцы являются отъявленными нарушителями древних церковных канонов, но в основном – это заблудшие, обманутые люди, оторванные от корней своих, которым нужно просто помочь. Если мы осознаем это, тогда и раскол преодолеем» (С.74). «Преодоление» здесь – ключевое слово.
Давайте теперь зададимся вопросом, а кому нужно «преодоление» раскола? У меня создалось впечатление, что книга писалась с целью «капитального ремонта провала», образовавшегося между новообрядцами и старообрядцами. Межеумочный провал имеет название – «единоверие».
Исследователь А.Кравецкий точно подметил: после Манифеста о веротерпимости стала популярной идея о том, что единоверие следует рассматривать не как промежуточную ступень между старообрядчеством и новообрядчеством, а как самоценную и самодостаточную традицию. Валерий Смирнов ссылается и на слова патриарха Алексия II, и тогда еще митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, обращается к деяниям Поместного собора РПЦ 1971 года. Направимся к концу произведения Смирнова: «автор данной книги не призывает никого уходить в ″раскол″ – куда-то бежать из РПЦ МП. С ересями нужно бороться там, где мы есть» (С. 160). Как говорится, «мы пойдем другим путем»? Но у Третьего Рима нет другого пути – Рима четвертого. Выходит, если не получается экуменического объединения, то надо не соединять две веры, а «растить» другую? По мне так уж лучше убежденный новообрядец, чем «равночестный» единоверец: «о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3: 15-16). «Мичуринские» опыты в области веры чреваты не только изменением «цивилизационного кода» русского народа, но и гибелью нации.
У любой веры должен быть вождь. И тут «держите гроссмейстера!» В книге Валерия Смирнова появляется мифичная фигура «преподобного старообрядца Серафима Саровского» и целая глава с аналогичным названием. Читать ее было странно. Автор указывает, что в своем исследовании «Преподобный Серафим Саровский: предания и факты», историк В.А.Степашкин опровергает некоторые эпизоды официального жития новообрядческого святого, написанного Серафимом Чичаговым. Не было ни моления на камне, ни кормления медведя. Что ж! Вполне может быть. Нам кивают на крест, которым благословила на иночество Серафима Саровского мать. Мол, крест был «старого» литья, и на иконах в руках его лестовка. Но данные факты не позволяют еще приписывать Серафиму Саровскому криптостарообрядчество. Он, как мы знаем, относится к числу новообрядных старцев. Публицист А.Езеров считает, что свойством ереси «старчества» является бурное «литургическое творчество». Вспомним, что Серафиму Саровскому приписывается изобретение чина хождения по «Богородичной канавке» и освящение «благодатных» сухарей в «серафимовом» горшочке, о чем Смирнов в своей книге умалчивает. Однако желание сделать Саровского старообрядцем понятно – нужна «легитимная» и вполне популярная фигура межеумочной веры.
Глава «О крещении» вызывает только благодарность читателя за ту простоту и ясность, с которой В.Смирнов излагает сложнейшие богословские глубины этого таинства. Для староверов не будет открытием века, что обливанство – это не крещение, и родилось оно в недрах латинской ереси. Но для многих прихожан и «захожан» РПЦ данная глава может стать настоящей духовной находкой. Смирнов доказывает цитатами из святых отцов, что обливанцев надо крестить. Мы поднимаемся в горку и – бух! – резко падаем вниз. Почему? Автор не додумывает дальше мысль о том, а что если священник РПЦ сам крещен обливательно? Может ли он тогда перекрещивать в три погружения обливанцев? Крещен ли он сам?..
В постскриптуме автор под особым углом зрения посмотрел на соборные проклятия: «В XVII веке был совершен грех не только против первой заповеди Божией, но и против пятой, которая обязывает нас почитать своих родителей. Реформаторы прокляли дореформенную культуру Святой Руси (книги и обряды), т.е. все то святое и доброе, что кропотливо создавалось нашими благочестивыми предками на протяжении семи веков» (С. 119). Надо сказать, нестандартный подход, но опять-таки, упор на «старый обряд» не приемлем. Священномученик Аввакум и иже с ним умирали не за обряды и книги, а за старую ВЕРУ. Здесь В.Смирнов религиозный конфликт трактует как столкновение двух культур – древнерусской и западной: «Старый обряд (чин, пение, произношение, иконопись, архитектура, тексты и т.д.) очень красив. Именно пение и красота богослужения произвели на св. Владимира глубокое впечатление и во многом определили выбор веры…» (С. 119). Духовный выбор веры св. Владимиром и свщмч. Аввакумом низводится автором на материальный уровень. Эту вульгаризацию духовных запросов озвучил Остап Бендер: «Батистовые портянки будем носить, крем Марго кушать».
Последняя глава «Никонианство и ересь жидовствующих» заставила меня несколько пересмотреть представления о корнях раскола Русской Церкви. Чего только стоит пример с переносом в суточном богослужебном круге 9-го часа! Смирнов цитирует настоятеля старообрядческой общины (РДЦ) г.Санкт-Петербурга священноиерея Олега Морозова: «В 9-м часу распятый иудеями на кресте Христос умер – наступила Его физическая смерть. Это и вспоминается христианами в молитвах на 9-м часе. Далее на Литургии прославляется Воскресение Господа нашего Исуса Христа. Перенесение же 9-го часа назад, к Вечерне (или ко Всенощному бдению) означает, что сначала иудеи распяли Христа, и Он умер, а теперь они ожидают ″спасителя″, ведь дальнейший ход богослужения означает ожидание Спасителя. Возникает вопрос: какого? Если для них это ″спаситель″, то для нас – антихрист, так как после распятия и воскресения Христа никаких спасителей больше не будет». Раньше мне казалось, что истоки раскола находятся в Смуте XVII века, об этом писал Пьер Паскаль, ему вторят историки староверия. Теперь думаю, что ересь жидовствующих претерпела метаморфозу, но не пропала в XV веке. Она ждала своего часа, пробившего в веке XVII-ом. Вопрос «наши в городе есть?» – звучит злободневно…
«Посттравматический синдром», нанесенный русскому народу расколом Церкви, до сих пор беспокоит христиан. И книга Валерия Смирнова – явное тому доказательство. Но при всей искренности чувств автора, главный мотив книги – соединение расколотого народа – не является самоцелью для христианской души. Наша цель – покаяние и надежда спасения. А то, что случилось в XVII веке, предсказано было первым борцом с ересью жидовствующих: «Ибо надлежит быть, - говорит апостол Павел, - и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1Кор.11:19). |