«Человек рождается на страдание»... но и на радость тоже. Такую радость принесла книга Виктора Боченкова «Старообрядчество калужского края» (Ржев, 2014). Нам уже приходилось знакомиться с произведениями автора о калужском старообрядчестве. «Годы и приходы» и «В тюремный замок до востребования» можно прочесть на сайте «Самарское староверие». Новая книга отличается не только большим объемом материала. В ней необычное начало – целых три предисловия! Есть и приложения, и удобный справочный аппарат, куда вошли, в частности, перечень иллюстраций, указатель географических названий и именной указатель. На последней странице обложки говорится об авторе, мол, историк и литературовед, при этом сведения об авторе предельно скудны. Скромно.
Из других источников можно узнать, что Виктор Боченков закончил Литинститут им. А.М.Горького. Именно сочетание (в одном лице) историка и писателя делает книгу по-своему уникальной. Здесь и мемуары самого автора, и мемуары тех калужцев, с которыми Боченкову как краеведу приходилось общаться. Здесь и сухой язык архивных документов, которые автор не пытается комментировать – они говорят сами за себя. Жанр книги очень сложный, о чем предупреждает аннотация: «книга представляет собой сплав очерка, летописи, энциклопедического словаря». Но чтобы почувствовать, насколько органичен этот сплав, нужно, конечно, читать самому.
В первом предисловии «Как начиналась эта книга» мы читаем не столько историка, сколько писателя. В 1990-е гг. автор, «молодой и холостой», по его собственным словам, отправился «в командировку» в колхоз от завода. С этого все и началось. Пошел он из сельского общежития «посмотреть развалины», да так увлекся, что объездил всю Калужскую область. Читая Виктора, невольно вспоминала эпитет «благоуханная проза», сказанный по поводу творчества другого автора. Но хочется отнести эти слова и к прозе Виктора Боченкова.
Есть у него, к примеру, чисто гоголевский сюжет с бесенком, который впрягается в сельскую сеялку, лежавшую в полуразрушенной церкви: «И пока не пропоет рассветную песню петух, носится бесенок с гиканьем и свистом по окрестным полям, веселится, гремит сеялкой, пугая сонных журавлей и сорок». Осмотрев руины церкви, Виктор направляется к выходу. «Вдруг слышу шорох за спиной». Это белый голубь взмыл под купол храма и пропал. «Именно белый, а не сизый, которых везде пруд пруди». Нет, уважаемый читатель, автор книги не склонен к экзальтации и преувеличенному мистицизму. Ему лишь «показалось странным», что голубь появился после померещившейся бесовщины с сеялкой. Однако он сознает, что «если бы не тот белый голубь, это увлечение не возникло», – увлечение темой калужского старообрядчества.
В описании поездок по Калужской области мне послышались отголоски солоухинских «Владимирских проселков». Но если Владимиру Солоухину пришла «озорная мыслишка» не пойти ли пешком, то Виктору Боченкову пришлось поневоле оставить надежду на велосипед и тащить его на себе по «клейкой глиняной каше». «Не я ехал на велосипеде, а он на мне» – грустно иронизирует автор. Схожи писатели и в любви к дорожным картам, правда, цель у них разная. Виктор ищет на картах «крестики», которыми обозначены церкви. Все карты областей «созданы для шпионов» – шутит он. Каков же ответ Боченкова на вопрос Бердяева «Что задумал Господь о России?» «Все это – моя земля. И эти руины – мое наследство... Мои дороги, мною намеченные и мною открытые, были дорогами ко мне самому».
Во втором предисловии «Две Церкви – два народа» Виктор рассуждает о подлинном смысле слова «раскол», о понятии «старообрядчество» и делает несколько замечаний по поводу истории староверия. Говоря о расколе, историк пишет: «...Церковь разделилась, и если угодно, разделился сам народ, возникло "двународие"; "слово дико", но суть ситуации оно отображает». Вот об этом «параллельном» народе, если так можно сказать, и пытается поведать нам книга.
В третьем предисловии Виктор Боченков намечает места компактного проживания старообрядцев Калужской губернии: Жиздринский, Козельский, Медынский уезды, Боровск. Автор, мимоходом, подкидывает читателю интересные факты, как орешки. Например. В середине XIX века к старообрядчеству присоединился целый приход сухиничской единоверческой церкви вместе со священником. «Случай уникальный» – замечает автор. Или факт, о котором как-то мне не приходилось задумываться. Помимо того, что с Боровском связаны подвиги мучеников за старую веру – протопопа Аввакума, священноиерея Полиекта, боярыни Морозовой и княгини Урусовой – Боровск еще и родина известного старообрядческого коллекционера, антиквара и собирателя книг Тихона Федоровича Большакова. В заключение сделаю очевидный вывод: В.В. Боченков в первом предисловии пишет как прозаик, во втором – как историк, а в третьем – как добросовестный краевед. Очень удачное введение читателя в тему.
Писать рецензию на такую книгу, как «Старообрядчество калужского края», – ох как непросто! В ней непростые судьбы людей, живших когда-то на калужской земле, честно трудившихся и отдавших жизнь за веру. Местами читать тяжело – это те места, в которых говорится о судах, тюрьмах и расстрелах. Однако, несмотря на весь ужас репрессий, рассказано о них почти бесстрастно. Лишь пересказанные воспоминания потомков расстрелянных старообрядцев выдают волнение автора. Но даже эти тяжелые подробности не привносят в книгу чувства зеленой тоски. Скорее, выходит, как у Пушкина – «печаль моя светла»...
Мне понравилось, что сказал отец Евстратий в главе «Добрый воин». Обвиненный в антисоветской агитации он парировал: «все творящееся в стране идет по Святому Писанию. От этого никуда не денешься, так угодно Богу. Потому люди должны по-христиански терпеливо переносить все тяготы и смириться... Все в деснице Божией: и власть, и судьбы стран, и жизнь человеческая...» Это нам с вами, нынешним, наказ и назидание. И та светлая печаль, с которой Боченков доносит слова и вести из прошлого, говорит о душевном мире, живущем в сердце автора.
В аннотации к книгам принято писать о том, для кого она предназначена («для студентов, аспирантов, и всех интересующихся историей русской церкви»). Добавим, что книга обладает мягким терапевтическим эффектом: предназначена для всех, впавших в уныние, маловерие и смятение от житейской бури. Рекомендуется к неоднократному прочтению.
Ю.Маслова
|