Разгром 1932 г. оказался не последней подобной акцией, аресты продолжались и позднее, часть старообрядцев охватил страх: многие оставшиеся на свободе боялись приходить в церковь, чтобы их не увидели и не арестовали. В этих условиях власти могли без особых препятствий проводить запланированные акции по закрытию всех действующих храмов.
10 июня 1932 г. Леноблисполком принял решение о закрытии старообрядческой церкви свт. Николая Чудотворца на улице Каляева (Захарьевской), здание которой было передано под лаборатории и чертежные залы Ленинградского института инженерного строительства (в дальнейшем этот храм был снесен, и на его месте выстроили здание Военно-инженерного института имени Комаровского)[89].
Таким образом, была ликвидирована Никольская община, и в северной столице осталась только одна община старообрядцев-окружников Белокриницкого согласия — Громовская, но она в результате репрессий не имела своего постоянного, официально зарегистрированного священника.
7 февраля 1933 г. совет Громовской общины обратился в сектор административного надзора Ленсовета с просьбой разрешить ее будущему священнику поселиться на территории кладбища в комнате общежития, ранее занимаемой арестованным 13–14 апреля 1932 г. и высланным 13 января 1933 г. священником Василием Космачевым[90].
Однако новый постоянный священник так и не поселился при Покровской церкви, у советских властей появились планы: используя разгром братства протопопа Аввакума, полностью закрыть этот храм. Последние богослужения в Покровской церкви состоялись на Пасху, 16–18 апреля 1933 г.[91] Но еще перед ними, 15 апреля, Малый президиум Нарвского райсовета принял постановление (протокол № 18, пункт 6) о закрытии старообрядческой церкви Громовского кладбища: «Ввиду того что Громовская церковь располагается на Старообрядческом кладбище, за чертой города у утилизационного завода, где нет жилых домов, и находится без присмотра и охраны, со стороны 20-ки нет никакого руководства и ответственности за переданное в ее пользование церковное имущество, и из-за невыполнения "двадцаткой” церкви технико-санитарно-пожарных требований, согласно акта от 25.09.32 г., здание церкви приходит в совершенную негодность, просить Президиум Ленинградского Совета договор с двадцаткой расторгнуть, церковь закрыть и разрешить использовать ее на строительные материалы. Религиозные потребности верующих могут быть удовлетворены другими церквями района и города»[92].
Хотя по закону окончательное решение о закрытии храма должны были принять городские или областные власти, Покровская церковь была опечатана уже 21 апреля 1933 г. Из сохранившегося в архиве акта опечатывания видно, что эта акция была проведена представителями районных властей без всякого участия членов совета Громовской общины[93].
28 апреля инспектор по делам культов Нарвского райсовета Н. Филиппова, пересылая в Комиссию по вопросам культов Ленсовета выписку из постановления президиума райсовета о закрытии старообрядческой церкви Громовского кладбища, указала, что райсовет обязуется за 3 месяца разобрать здание церкви, и весь полученный от разборки строительный материал «будет употреблен на дома угрозы в районе»[94].
В мае Комиссия по вопросам культов Ленсовета составила проект решения о ликвидации церкви Громовского кладбища, и только 7 июня президиум Леноблисполкома принял постановление (протокол № 117, пункт 43) о ликвидации каменной церкви на Громовском кладбище: «Исходя из того что расположенная на Старообрядческом кладбище Громовская церковь приходит в совершенную негодность, со стороны 20-ки не принимается никаких мер к ее поддержанию и изложенное в акте от 25 октября 1932 г. требование технически-санитарно-пожарного характера ею не выполнены,— церковь разобрать и материал использовать на цели строительства»[95].
Каменный Покровский храм был уничтожен, по всей вероятности, во 2-й половине 1933 г., так как в списке закрытых в 1931–1933 гг. церквей Нарвского района от 15 апреля 1934 г. следующим образом говорилось о сносе церкви Громовского кладбища: «Разобрана на строительный материал в 1933 г., убирают остатки мелкого щебня»[96]. Существовавшее с 20-х гг. ХХ в. общество охраны «Старый Петербург» не спасло Покровский храм от закрытия и сноса, остатки его фундамента в настоящее время находятся на отчужденной от Громовского кладбища территории, занятой различными производственными службами. Часть икон Покровского храма передали в Государственный Русский музей, в том числе уникальную подписную икону «Преподобная Мария Египетская с житием в 16 клеймах» и икону «Страшный суд»[97].
Вскоре после уничтожения Покровского храма были снесены и все епархиальные здания. Избежала разрушения только каменная арка парадных ворот со стороны бывшей Старообрядческой (ныне Ташкентской) улицы. Оставшиеся без своей церкви старообрядцы-окружники Белокриницкого согласия продолжали собираться на Громовском кладбище и даже с 1934 г. нелегально использовали в качестве временной церкви построенную в конце XIX в. большую кладбищенскую часовню над могилами купцов Смирновых, расположенную южнее снесенного каменного Покровского храма (погребенный в ней Я. Я. Смирнов был членом совета Громовской общины, участником епархиальных съездов и членом комиссии по выработке устава благотворительного общества Петроградско-Тверской епархии).
Память о Громовском кладбище, былое величие и непререкаемый авторитет его общины помогли старообрядцам-поповцам северной столицы пережить последующие 50 лет советской власти без храма. В середине 30-х гг. ХХ в. одним из первых осужденных по делу братства протопопа Аввакума в Ленинградскую область возвратился из заключения бывший настоятель Покровского храма протоиерей Василий Космачев, освобожденный досрочно ввиду престарелого возраста и тяжелой болезни. Ссылаясь на новую «сталинскую» конституцию 1937 г., о. Василий почти до самого начала Великой Отечественной войны пытался получить разрешение властей на открытие новой общины на Громовском кладбище, предполагая устроить небольшую моленную в стенах Смирновской часовни. Так ничего и не добившись, пастырь умер в 1940 г. и был похоронен в Вырице[98].
Во 2-й половине 30-х гг. ХХ в. все требы совершались в домах и квартирах старообрядцев Белокриницкого согласия в обстановке глубокой конспирации и страха, часто по ночам. Верующие приглашали к себе как вернувшихся из заключения священников города (о. Василия Космачева и о. Самуила Фомичева), так и иногородних, по принципу «кто кого лучше знает». Через 6 лет после ликвидации Громовской общины потеряли свою последнюю церковь в Ленинграде и поповцы-неокружники. 2 февраля 1939 г. Верховный Совет РСФСР принял решение о закрытии их деревянной церкви Покрова Пресвятой Богородицы на Волковом кладбище, и в том же месяце храм был опечатан[99].
В советский период все старообрядческие толки и согласия чрезвычайно сильно, больше чем другие конфессии, пострадали от антирелигиозной политики государства. В это время со старообрядцами произошло то, что не могли сделать ни гонения, ни пытки прошлых веков: многие отошли от веры отцов. Были уничтожены целые социальные слои, традиционно служившие опорой старообрядчества: торговцы, промышленники, кустари, мелкие предприниматели, кооператоры, зажиточное крестьянство, казачество. При самодержавии, не ставившем своей целью разрушение быта и социальной структуры, являвшихся стержнем старообрядческой религиозной жизни, староверы сравнительно легко переносили дискриминацию и открытые гонения. Полное же разрушение быта и общественных связей в Советской России самым трагическим образом сказалось на состоянии старообрядчества. Антирелигиозная государственная политика во много раз ускорила и усилила процесс секуляризации в среде староверов.
В 1934 г. скончался старообрядческий архиепископ Московский и всея Руси Мелетий, и Местоблюстителем архиепископского престола был определен епископ Кавказский Викентий (Никитин). Однако после его ареста в 1937 г. и смерти 12 апреля 1938 г. в Бутырской тюрьме первосвятительская кафедра старообрядческой Церкви Белокриницкого согласия пустовала около 3 лет. На свободе оставался единственный архиерей — епископ Калужский и Смоленский Савва (Ананьев). Часть Белокриницкой иерархии погибла в годы Гражданской войны, некоторые священнослужители вынуждены были эмигрировать. Еще 2 епископа — Самарский Иринарх (Парфенов) и Ленинградский Геронтий (Лакомкин) — находились в заключении.
Координацию деятельности сохранившихся общин Белокриницкого согласия в 1937–1940 гг. по мере возможности осуществлял настоятель Покровского собора столицы на Рогожском кладбище протоиерей Василий Королев.
В 1940 г. Владыка Иринарх вышел на свободу, и в 1941 г. был возведен епископом Калужским и Смоленским Саввой в сан архиепископа Московского и всея Руси. Он служил в основном в Покровском соборе на Рогожском кладбище[100].
С первых дней войны иерархи Старообрядческой Церкви обратились к пастве с воззваниями, в которых призывали всех верных патриотов встать на защиту Родины от «аспида и василиска Тевтонскаго». Их паства откликнулась на эти призывы, активно участвуя в борьбе с общим врагом и на фронте, и в тылу. Проведя сбор средств, старообрядцы Белокриницкого согласия пожертвовали в Фонд обороны более одного миллиона рублей. Многие староверы отдали свои жизни за победу на полях войны. Даже председатель Союза воинствующих безбожников Емельян Ярославский в своей статье 1941 г. «Почему религиозные люди против Гитлера» был вынужден положительно оценить патриотическую позицию архиепископа Иринарха[101].
14 октября 1941 г. церковное руководство различных конфессий, в том числе часть старообрядческого духовенства, было эвакуировано из Москвы с целью не допустить возможности его захвата германскими войсками. Среди временно эвакуированных из столицы в Ульяновск оказались Владыка Иринарх, настоятель Покровского собора Рогожского кладбища протоиерей Владимир Королев и ответственный секретарь Белокриницкой архиепископии Константин Абрикосов.
Архиепископ Иринарх вернулся в Москву из эвакуации осенью 1942 г., а за несколько месяцев до этого, 4 июля 1942 г., вышел на свободуепископ Ленинградский и Тверской Геронтий (Лакомкин). В то время Ленинград находился во вражеской блокаде, большая часть территории Ленинградской и Тверской епархии была оккупирована немецкими войсками. Е пископ Геронтий не имел возможностиузнать, что стало с его паствой[102].
Между тем к началу Великой Отечественной войны на Северо-Западе России были закрыты все храмы и молельни старообрядцев (как поповцев, так и беспоповцев). Последнюю их действующую церковь — в селе Ротково Гатчинского района — ликвидировали 7 июня 1941 г.
Репрессии в отношении староверов со стороны органов НКВД продолжались даже в первые месяцы войны. Так, 29 июня 1941 г. был арестован живший в деревне Вольное Заборовье Солецкого района Новгородского округа старообрядческий священник Демьян Гаврилович Кузнецов. 17 октября 1941 г. он был приговорен к 10 годам заключения и скончался 12 августа 1942 г. в исправительно-трудовой колонии № 7 города Березняки Пермской области.
В период же немецкой оккупации старообрядческие общины вышли из подполья. В Пскове староверам была даже предоставлена для проведения богослужений не действовавшая православная церковь св. Василия Великого на горке в центре города. Ее община, вероятно, получала помощь от многочисленных старообрядцев Латвии и Эстонии. Так, только на эстонском побережье Чудского озера в 1945 г. проживало около 10 тыс. русских старообрядцев (главным образом беспоповцев), в городе Калласте они составляли 95% населения.
Группа староверов существовала и в отошедшем в конце войны к Псковской области городе Печоры. В информационной записке уполномоченного Совета по делам религиозных культов по Эстонской ССР от 18 ноября 1945 г. говорилось: «Широкие массы старообрядцев, особенно причудских, характеризуются в политическом отношении во время оккупации на 90% враждебными немцам. Как иллюстрацию их теперешнего политического настроения привожу фразу одного из их деятелей: "Хотя советская власть и плохая, но все же это наша власть”»[103].
Впрочем, некоторые старообрядцы все же сотрудничали с немцами. Один из свидетелей тех событий Д. Каров позднее в своих воспоминаниях писал: «Можно смело утверждать, что в самой среде староверов немецкой контрразведке делать было нечего — советских агентов там не было… Староверы, жившие в лесах, чрезвычайно точно информировали абвер обо всем происходящем у партизан и их передвижениях». Помимо Пскова известны случаи открытия молитвенных домов и в других местах Ленинградской области: в Гатчинском районе, Хотыгощской молельни в Волотовском районе Псковского округа, церкви в Пожеревицком районе и т. д.
Какие-либо конфликты старообрядцев с православной Псковской духовной миссией не известны. Более того, происходило даже определенное их сближение. Так, в одном из номеров газеты «Православная Русь» за 1942 г. отмечалось: «В Псковской области, а также и всюду в Прибалтике и Литве много старообрядцев. В настоящее время произошло отраднейшее явление: старообрядцы перестали чуждаться православной Церкви и во многих местах произошло фактическое их объединение с православной Церковью. Много этому способствовал своею умелой и разумной политикой Рижский экзарх — митрополит Сергий, которого старообрядцы теперь очень почитают»[104].
С приходом советских войск почти все открывшиеся в период оккупации старообрядческие церкви и молитвенные дома были вновь закрыты, за исключением церкви св. Василия Великого на горке в Пскове и двух сельских церквей поповцев Белокриницкого согласия в Псковской области. В начале 1944 г., когда фронт отодвинулся на запад, появилась возможность оценить масштабы разорения, которому подверглась в предвоенные годы Ленинградско-Тверская епархия. Если в 20-х гг. ХХ в. в ней действовало более 25 приходов, то к 1945 г. остались лишь храм Покрова Пресвятой Богородицы во Ржеве и указанные церкви в Псковской области. Множество храмов было уничтожено, остальные здания экспроприированы и в основном перестроены. Из более чем 40 довоенных священнослу жителей в живых остались лишь 4, включая епископа Геронтия. Таким образом, его епархия практически пересталасуществовать.
В этой обстановке Московская старообрядческая архиепископия поручила Владыке Геронтию управлять Ярославско-Костромской епархией. Кроме этого, в конце 1943 г. архиепископ Иринарх добился от Совета по делам религиозных культов разрешения привлечь епископа Ярославского и Костромского Геронтия к работе в архиепископии в качествесвоего помощника. В это время Владыка переехал в Москву и до своей смерти постоянно проживал при Рогожском кладбище, активно занимаясь восстановлением разгромленной в 30-х гг. ХХ в. епархии. В се свободное от поездок и богослужений время он отдавал составлению воспомина ний, в том числе о годах заключения, и работ по различным вопросам церковной жизни. Как и раньше, епископ продолжал активно пропове довать.За 7 лет его служения при Покровском кафедральном соборе в Москве слушать проповеди Владыки Геронтия приезжали тысячи верующих из разных мест[105].
В 1945 г. советские власти в связи с общей либерализацией религиозной политики вновь разрешили старообрядческой архиепископии выпустить церковный календарь (выходящий с тех пор ежегодно), и до 1949 г. изданием календаря руководил епископ Геронтий. В это время еще продолжалось освобождение из лагерей священнослужителей, однако, большинство из осужденных в довоенный период погибли. Так, в 1945 г. епископ Геронтий получил официальное извещение, что его сын, Геннадий Лакомкин, скончался в лагере (на самом деле за открытое исповедание христианской веры он был в 1937 г. вторично осужден, приговорен к смертной казни и расстрелян)[106].
Количество официально действующих общин после окончания войны увеличилось, к началу 50-х гг. ХХ в. их число в СССР превысило 100 (число верующих составляло несколько сот тысяч человек). Количество архиереев в Старообрядческой Церкви Белокриницкого согласия также постепенно росло, к 1948 г. их уже было 5. При этом возникла новая проблема: не хватало священников. Одни погибли в лагерях и тюрьмах, другие еще не вернулись из заключения, третьи были рассеяны на различных гражданских работах. Война и страшная 900-дневная блокада Ленинграда нанесла тяжелый удар по остаткам громовских прихожан: те из них, кто не был арестован в 1932, 1934 или в 1937–1938 гг., погибли на фронтах Великой Отечественной войны, умерли от голода или были вывезены по «дороге жизни» и оказались в далекой эвакуации. Окончание войны в Ленинграде встретили считанные десятки старообрядцев. Но затем постепенно в родной город стали возвращаться уцелевшие прихожане, появились переселенцы, подрастала молодая смена.
Используя временное смягчение курса советской религиозной политики в годы Великой Отечественной войны, группа приемлющих священство ленинградских старообрядцев (П. М. и Р. Я. Петровы, И. В. Ларионов, И. М. Мельников) 10 июня 1945 г. обратилась в Ленгорисполком с письменной просьбой передать им здание бывшей греческой церкви св. Димитрия Солунского, а до его восстановления разрешить собираться для совершения молитвы в Смирновской часовне: «Просим… разрешить нам совершение богослужения по старопечатным книгам, для каковой цели просим предоставить нам свободное ныне религиозное здание по Лиговской улице, против улицы Жуковского. Убедительно просим также оказать нам помощь в получении необходимых для ремонта здания материалов, а также церковного инвентаря: книг и облачений, которых мы достать не можем. Впредь до производства необходимого ремонта и восстановления просимого нами здания по Лиговской улице просим разрешения нам собираться для молитвы в сохранившейся часовне (бывшей Смирновской) на Громовском старообрядческом кладбище»[107]. Однако уполномоченный Совета по делам религиозных культов по Ленинграду и Ленинградской области Н. М. Васильев в своем заключении от 20 ноября 1945 г. отказал старообрядцам[108]. Официального разрешения собираться в Смирновской часовне верующие также не получили, но власти, вероятно, смотрели на это «сквозь пальцы».
Летом 1945 г. попытку зарегистрировать церковную общину предприняла М. Я. Петунова, независимо от которой примерно в то же время подали заявление в Ленгорисполком Т. З. Акутин и Н. А. Зевакин. Все они являлись бывшими громовскими прихожанами. Начиная с 1945 г. ленинградские старообрядцы Белокриницкого согласия (к середине этого года их было в городе уже около 900 человек) несколько десятилетий подавали ходатайства в различные инстанции о предоставлении им того или иного храма, но неизменно получали отказ.
Не помогли и личные обращения старообрядческого архиепископа Московского и всея Руси Иринарха, который, например, 23 декабря 1946 г. писал Н. М. Васильеву: «Старообрядческая архиепископия Московская и всея Руси, поддерживая ходатайство верующих старообрядцев гор[ода] Ленинграда об открытии церкви, обращается к Вам с просьбой об ускорении этого дела и одновременно ставит Вас в известность о том, что по получении разрешения на открытие храма, назначение священника — настоятеля храма в Ленинград — с нашей стороны не задержится»[109].
Стараясь вселить надежду в свою паству, архиепископ Иринарх и епископ Геронтий (Лакомкин) в обращении к христианам-старообрядцам Ленинграда от 31 октября 1948 г. писали: «В Ленинграде разрешили же храм беспоповцам, просите и нам. Все здания бывших церквей есть достояние государства, а не тех, кто их строил. А поэтому уполномоченные по делам религиозных культов должны их распределять по потребности верующих. Если все наши храмы, а их было семь, уничтожились, то вместо их вполне нам кажется возможным дать нам хоть один храм из свободных. Пастырски призываем всех Вас к миру и любви. Усугубите свои молитвы, честно, благородно, в вежливой форме усердно просите ускорить разрешение о храме»[110].
Однако 4 июля 1949 г. Ленгорисполком принял очередное постановление об отклонении ходатайства верующих-старообрядцев Белокриницкого согласия о передаче им помещения бывшего Пекинского подворья Русской Православной Церкви с храмом Рождества Христова на Воронежской улице[111]. Так и не дождавшись открытия храма в Ленинграде и предчувствуя приближение кончины, в октябре 1950 г. епископ Геронтий составил свое «Духовное завещание», текст которого старообрядцы хранили, переписывали и передавали друг другу как великую ре ликвию.
В мае 1951 г. в Покровском соборе на Рогожском кладбище состоялось торжественное чествование епископа Геронтия по случаю 45-летия его служения в священном сане. По окончании Божественной ли тургии архиепископ Московский и всея Руси Иринарх торжествен но поздравил своего ближайшего помощника, сказав Слово, которое явилось прижизненным признанием заслуг епископа Геронтия. Скончался Владыка 7 июня 1951 г. и был похоронен на Рогожском кладбище[112].
Поскольку легально открытый храм в Ленинграде отсутствовал, для исполнения духовных треб сюда тайно приезжали священники Белокриницкого согласия из Москвы, Костромы, чаще других священник Илия Игнатьевич Ближников из деревни Сысоево Пожеревицкого района Псковской области. На попечении последнего находились 2 сельских храма в этой области, в 300 км от Ленинграда. В первые послевоенные годы о. Илия был единственным священником, регулярно посещающим северную столицу. Еще не имея регистрации, он подпольно приезжал в город, проводя здесь иногда целые недели, тайно переходя из дома в дом, из квартиры в квартиру, исповедуя, причащая, крестя и венчая старообрядцев.
С начала 50-х гг. ХХ в. власти почти 10 лет официально разрешали о. Илие приезжать в Ленинград и совершать требы и молебны в частном порядке. В эти годы он являлся духовным отцом большинства местных старообрядцев. По всей видимости, о. Илия служил не только в квартирах (на Черной речке, Гороховой улице и др.), в поселке Вырица, но и на Громовском кладбище[113]. В начале «хрущевской оттепели» старообрядцы активизировали попытки открыть свой храм. Так, например, 19 ноября 1957 г. группа старообрядцев Белокриницкой иерархии вновь обратилась к уполномоченному Совета по делам религиозных культов по Ленинграду и Ленинградской области Васильеву с просьбой передать им одно из церковных зданий города, подчеркивая, что храм на Громовском кладбище не сохранился[114]. В это время Васильев уже поддерживал подобные ходатайства, но в 1958 г. в Советском Союзе началась очередная ожесточенная кампания борьбы с религией, и решение вопроса вновь было отложено «в долгий ящик».
Существовавшие в послевоенный период некоторые положительные изменения в религиозной сфере имели свои ограничения. Так, например, с момента обретения гражданских и вероисповедных свобод в 1905 г. на Освященных Соборах неоднократно обсуждалась проблема создания старообрядческой митрополии. Поднят был этот вопрос и в 1956 г., однако власти в последний момент отказали (как уже говорилось, приближалась «хрущевская» волна религиозных гонений 1958–1964 гг.).
Сразу же после начала этих гонений в 1958 г. была закрыта последняя обитель Белокриницкого согласия — Куничский Казанский женский монастырь в Молдавии, находившийся до Второй мировой войны на территории Румынии и поэтому уцелевший в 30-х гг. ХХ в. В 1961 г. власти отобрали у старообрядческой общины и разрушили величественный Успенский храм в городе Горьком. Нередко при ликвидации общин дело доходило до грубых оскорбительных выходок. Так, при закрытии Михалкинской старобрядческой церкви в Псковской области комсомольские активисты выбрасывали на улицу культовые предметы, чем вызвали массовое недовольство верующих[115].
Во времена «хрущевских» гонений в Москве прошла кампания разрушения закрытых в 30-х гг. ХХ в. храмов и молельных домов Белокриницкого согласия под предлогом реконструкции и расширения улиц. После прекращения в конце 1964 г. открытых гонений Совет по делам религий продолжал держать архиепископию под жестким контролем.
В 70-х гг. ХХ в. при архиепископе Никодиме (Латышеве) нередкими стали запрещения в служении активных священников. Под нажимом Совета Старообрядческая Церковь регулярно жертвовала в Фонд мира крупные суммы, что фактически означало принудительное изъятие значительной части ее средств. Однако паства внутренне не принимала этих действий Владыки: во время чтения посланий архиепископа Никодима люди демонстративно разговаривали в храме или покидали его. А община кафедрального Покровского собора в Москве даже обсуждала вопрос о лишении Владыки Никодима денежного содержания.
Продолжались преследования некоторых оппозиционных священнослужителей. В тот период значительной фигурой в старообрядческом духовенстве являлся протоиерей Евгений Алексеевич Бобков, широко известный в «диссидентских кругах» 70-х гг. ХХ в. Энергичный, общительный и эрудированный, он многое сделал для активизации жизни в Старообрядческой Церкви и увеличения числа верующих, в том числе из интеллигенции. За свою деятельность о. Евгений после хиротонии во священника был временно назначен в Гомель (фактически выслан из Москвы), без права служить и проповедовать во время приездов в столицу. В 1-й половине 80-х гг. ХХ в. протоиерей Евгений Бобков был благочинным нескольких епархий и фактически секретарем архиепископа Никодима (Латышева). Гибель 25 ноября 1985 г. в автокатастрофе этого выдающегося проповедника обескровила возрождавшееся движение пастырства[116].
С конца 70-х гг. ХХ в. в Советском Союзе вновь стали открываться новые приходы старообрядцев Белокриницкого согласия. И в 1978 г. новая группа старообрядцев приняла решение ходатайствовать об открытии старообрядческой общины в Ленинграде. Среди них присутствовали М. П. Чунина, С. Я. Федоров, Л. А. Дмитриева и другие, но главным вдохновителем был Б. А. Дмитриев, бывший алтарник Громовского храма, в 80-летнем возрасте поставленный епископом Геронтием во чтецы. Это была уже 4-я за прошедшие полвека попытка зарегистрировать и возродить старообрядческую общину в Ленинграде. Снова инициаторы обходили оставшихся громовских прихожан, снова собирали подписи и уговаривали людей вступить в «двадцатку».
Главным «ходоком» по всем общинным делам была М. П. Чунина — сестра покойного страдальца епископа Александра (Чунина). На первом этапе «бюрократической войны» большую помощь ленинградским старообрядцам советами и консультациями оказал упоминавшийся протоиерей Евгений Бобков из Гомеля, юрист по образованию. Но всюду за ним постоянно следили агенты КГБ, поэтому о. Евгений имел привычку никогда не оставлять черновиков с автографами; он просил запомнить его советы или разрешал записать их своими словами[117].
Осенью 1982 г., наконец, была официально зарегистрирована община Белокриницкого согласия в Ленинграде, и весной следующего года в ее пользование передали полуразрушенное здание бывшей православной церкви св. князя Александра Невского на военном Преображенском кладбище (тогда кладбище Памяти жертв 9 января). 27 апреля 1983 г., незадолго до Пасхи, Ленинград посетил о. Евгений Бобков. Приехав на «Малышевские чтения» в Пушкинский дом, он тайно совершил «чин закладки храма» в стенах восстанавливаемой церкви. Прочитав положенные молитвы, о. Евгений установил в алтаре Водружальный Крест.
Первое богослужение в храме состоялось в Пасху 8 мая 1983 г., а 25 декабря того же года церковь была освящена малым чином во имя Покрова Пресвятой Богородицы[118]. Весной 1984 г. обслуживать ленинградский приход было поручено священнику Леониду Гусеву из Нижнего Новгорода, который, правда, мог приезжать в город на Неве только 2–3 раза в год.
6 апреля 1986 г. в Покровском храме состоялась первая архиерейская служба — в Крестопоклонное воскресенье ее совершил приехавший из Москвы Местоблюститель престола Московского архиепископа епископ Анастасий (Кононов).
Только в 1992 г., спустя 9 лет после освящения храма, в петербургский приход был рукоположен постоянный священник. Им стал участник процесса возрождения прихода о. Геннадий Чунин, который, будучи поставлен чтецом еще в 1983 г., как «старейший» по чину возглавлял службу в храме в отсутствие священника. Интересно отметить, что в 1988 г. Московский Художественный театр возвратил переданный ему для озвучивания театральных постановок в 20-х гг. ХХ в. самый большой колокол старообрядческого Покровского собора на Рогожском кладбище (весом более 4 т) законному владельцу.
В 1986 г. Старообрядческая Церковь Белокриницкого согласия уже имела трех епископов, 126 приходов, 54 священника и 8 диаконов, численность ее паствы превышала миллион человек[119]. Основная масса верующих проживала в юго-западных регионах СССР: Молдавии, Черновицкой, Винницкой и Одесской областях Украины, другая часть — в Московской, Нижегородской, Волгоградской, Ростовской, Брянской, Костромской, Новосибирской, Томской областях и Ставропольском крае.
Первосвятительскую кафедру Старообрядческой Церкви Белокриницкого согласия в 1941–1991 гг. возглавляли архиепископ Иринарх (Парфенов; 1941–1952 гг.), архиепископ Флавиан (Слесарев; 1952–1960 гг.), архиепископ Иосиф (Моржаков; 1961–1970 гг.), архиепископ Никодим (Латышев; 1971–1986 гг.), Местоблюститель епископ Анастасий (Кононов; 1986 г.), архиепископ Алимпий (Гусев; с 6 июля 1986 г.).
На Освященном Соборе 1988 г. в Москве была учреждена старообрядческая митрополия. 24 июля 1988 г. митрополитом Московским и всея Руси был избран архиепископ Алимпий, который и после распада СССР продолжал возглавлять Русскую Православную Старообрядческую Церковь (так звучало новое официальное название) Белокриницкого согласия. Внутреннего раскола в этой Церкви не произошло, хотя ее зарубежная часть с приходами в США, Канаде, Австралии и других странах оказалась насильственно отделена. Несмотря на это, обе части всегда ощущали духовное единство, и в 1988 г., во время празднования 1000-летия Крещения Руси, Освященный Собор восстановил каноническое единство отечественных и зарубежных старообрядцев (имевших свою Белокриницкую митрополичью кафедру в румынском городе Брэила)[120]. Таким образом, с 1988 г. существуют две митрополии Белокриницкого согласия: в Москве и Брэиле.
В заключение следует отметить, что лишь исключительная активность и настойчивость ленинградских старообрядцев Белокриницкого согласия стала причиной того, что Громовское кладбище (где еще долгое время после уничтожения храмов теплились остатки церковной жизни), в отличие от находившегося рядом Митрофаниевского кладбища, частично сохранилось до наших дней. На части территории Громовского кладбища были размещены склады, проложена железнодорожная ветка, многочисленные разграбления свели число старых надгробий к минимуму, однако все же уцелело несколько десятков памятников: над купеческими могилами Рахмановых, Цековых, Головиных, Кашиных, Капустиных, Акимовых, Михалевых и др. Сохранилась, правда в полуразрушенном виде, и Смирновская часовня.
В конце 90-х гг. ХХ в. возникла идея возродить поруганный, но не уничтоженный до конца Громовский некрополь. Верующие во главе с B. C. Леонтьевым 7 мая 2003 г. зарегистрировали восстановленную Громовскую старообрядческую общину и организовали ходатайство о передаче ей Громовского кладбища. Община была основана по благословению митрополита Московского и всея Руси Алимпия и при участии иерея Геннадия Четвергова. В качестве восприемницы исторической Громовской общины при Громовском кладбище, с первых дней своего существования возрожденная община считала своими основными задачами передачу оставшейся территории Громовского кладбища и здания Чубыкинской богадельни петербургским старообрядцам, постройку новой деревянной церкви на месте уничтоженного Успенского храма и восстановление Покровского кафедрального собора, в чем ее поддерживает нынешний старообрядческий митрополит Московский и всея Руси Андриан (Четвергов). Переписка с чиновниками Петербурга по этому поводу, начатая еще в 1998 г. иереем Геннадием Чуниным, пока фактически не дала значимых результатов[121].
Постепенно возрождается и Санкт-Петербургская епархия. В июне 2001 г. в северной столице была образована и зарегистрирована еще одна, Лиговская старообрядческая община, председателем которой стала известная исследовательница старообрядческой литературы Н. В. Понырко. В 2005 г. община добилась возвращения ей здания старообрядческого храма в Транспортном (Чубаровом) переулке, нуждающегося в серьезной реставрации, которая активно развернулась в 2009 г.
В июне 2004 г. Санкт-Петербург, в том числе Громовское кладбище, посетил митрополит Московский и всея Руси Андриан, а в декабре этого же года была воссоздана Санкт-Петербургская и Тверская епархия во главе с епископом Амвросием (Герцогом), поставление которого на кафедру торжественно совершилось 5 января 2005 г. в Покровском храме.[122] 29 сентября 2002 г. на месте алтаря снесенной деревянной Успенской церкви на Громовском кладбище был установлен и освящен памятный 6-метровый деревянный осмиконечный крест. В 2003 г. по инициативе Громовской общины прихожане храма Покрова Пресвятой Богородицы установили 6 крестов над могилами епископа и священников[123].
Летом 2004 г. на кладбище были проведены работы по расчистке и благоустройству. Однако существующая опасность рекультивирования Громовского кладбища требует участия всех петербуржцев в его спасении.
ПРИМЕЧАНИЯ [1] Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (далее — ЦГА СПб), ф. 104, оп. 2, д. 8, л. 22–22 об. [2] Архив Управления федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (далее — АУФСБ СПб ЛО), фонд архивно-следственных дел, д. П–79521, т. 1, л. 213–214. [3] Там же, л. 9; т. 3, л. 308. [4] Там же, т. 1, л. 101, 122–123, 128. [5] ЦГА СПб, ф. 1963, оп. 180, д. 4361-е, л. 284–287. [6] Там же, ф. 1001, оп. 8, д. 60, л. 153–153 об. [7] Там же, л. 153 об.—154. [8] Там же, л. 154. [9] Там же, л. 154 об. [10] Там же, л. 155. [11] Там же. [12] Там же, л. 155 об. [13] АУФСБ СПб ЛО, фонд архивно-следственных дел, д. П–79521, т. 1, л. 97. [14] ЦГА СПб, ф. 1001, оп. 8, д. 60, л. 155 об.— 156. [15] Там же, л. 151–151 об. [16] Там же, ф. 285, оп. 13, д. 24; оп. 29, д. 14, л. 6, 12. [17] Там же, оп. 14, д. 8. [18] Там же, оп. 15, д. 21, л. 13. [19] Там же, л. 10, 16, 19. [20] Там же, л. 25, 27. [21] Там же, л. 21, 31. [22] Там же, л. 32, 35, 39; д. 29, л. 91–92; д. 13, л. 16. [23] АУФСБ СПб ЛО, фонд архивно-следственных дел, д. П–79521, т. 2, л. 594; Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт-Петербурга. Т. 3. СПб., 1996. С. 197–198. [24] ЦГА СПб, ф. 7383, оп. 1, д. 12, л. 34, 37, 43. [25] Там же, л. 29–30. [26] Там же, л. 31. [27] Там же, л. 41. [28] Там же, л. 35–36, 38, 42. [29] Там же, л. 87–87 об. [30] Там же, л. 88. [31] Там же. [32] Там же, л. 88 об. [33] Там же, л. 88 об.–89. [34] Там же, л. 89. [35] АУФСБ СПб ЛО, фонд архивно-следственных дел, д. П–79521, т. 1, л. 97. [36] ЦГА СПб, ф. 7383, оп. 1, д. 12, л. 89 об.–90. [37] Там же, л. 71–73, 75–77, 79–82, 83–90. [38] Красная газета (вечерний выпуск). 1927. № 196; Яковлева Н. Старообрядческая Церковь в Транспортном переулке 5 // Старообрядцы Санкт-Петербурга. СПб., 2005. С. 91, 94. [39] ЦГА СПб, ф. 7383, оп. 1, д. 25, л. 55. [40] Там же, л. 69. [41] Там же, ф. 104, оп. 2, д. 7, л. 22 об.; ф. 7383, оп. 1, д. 72, л. 58 об. [42] АУФСБ СПб ЛО, фонд архивно-следственных дел, д. П–79521, т. 1, л. 5. [43] ЦГА СПб, ф. 7383, оп. 1, д. 30, л. 22. [44] Там же, д. 27, л. 5–5 об. [45] Там же, л. 4, 8. [46] Там же, ф. 104, оп. 1, д. 134, л. 30 об.; ф. 1000, оп. 12, д. 112, л. 67, 69. [47] Там же, ф. 1000, оп. 12, д. 112, л. 68, 71–71 об. [48] Там же, л. 66; ф. 7383, оп. 1, д. 27, л. 9. [49] Там же, ф. 1000, оп. 12, д. 112, л. 1 об., 64; ф. 7383, оп. 1, д. 27, л. 12–13. [50] Там же, ф. 7383, оп. 1, д. 27, л. 11. [51] Там же, ф. 1000, оп. 12, д. 112, л. 65, 73. [52] Там же, л. 72–72 об. [53] Там же, оп. 48, д. 42, л. 1; ф. 7383, оп. 1, д. 52, л. 22. [54] Там же, ф. 7383, оп. 1, д. 52, л. 64–64 об. [55] Там же, л. 63–63 об., 72–73. [56] Панкратов А. В. Белокриницкая иерархия // Православная энциклопедия. Т. 4. М., 2002. С. 554; Коломейцев П.Есть ли будущее у старообрядцев? // Религия и демократия: На пути к свободе совести. Вып. 2. М., 1993. С. 523. [57] ЦГА СПб, ф. 7383, оп. 1, д. 52, л. 24–25. [58] АУФСБ СПб ЛО, фонд архивно-следственных дел, д. П–79521, т. 4, л. 328, 345. [59] Там же, т. 1, л. 25, 104, 149, 159. [60] Там же, т. 1, л. 126; т. 4, л. 333. [61] Там же, т. 4, л. 364. [62] Там же, т. 1, л. 27; т. 3, л. 221. [63] Там же, т. 3, л. 298. [64] Там же, т. 4, л. 350. [65] ЦГА СПб, ф. 1000, оп. 51, д. 35, л. 1, 3; оп. 67, д. 76, л. 70–72; д. 164, л. 44; Шульц С. С. Храмы Санкт-Петербурга. История и современность. СПб., 1994. С. 222. [66] Самуил Иванович Артемьев (род. 20 августа 1864 г.), протоиерей, с 16 ноября 1918 г. по 26 октября 1931 г. служил настоятелем церкви Воскресения Христова, в 20-х гг. ХХ в. был членом епархиального совета Ленинградской и Тверской епархии и с марта 1922 г. состоял членом братства имени протопопа Аввакума (АУФСБ СПб ЛО, фонд архивно-следственных дел, д. П–79521, т. 3, л. 416; ЦГА СПб, ф. 7383, оп. 1, д. 12, л. 83 об.–86). [67] АУФСБ СПб ЛО, фонд архивно-следственных дел, д. П–79521, т. 3, л. 433–434. [68] Там же, т. 4, л. 325–326. [69] Там же, т. 2, л. 640; т. 4, л. 335, 337, 344. [70] Там же, т. 2, л. 594; т. 4, л. 335. [71] Там же, т. 4, л. 338. [72] Там же, т. 1, л. 128, 159. [73] Там же. [74] Там же, т. 1, л. 159. [75] Там же, т. 4, л. 341. [76] Там же, л. 364. [77] Там же, т. 1, л. 213–218; т. 3, л. 22. [78] Там же, т. 3, л. 228. [79] Там же, т. 2, л. 535. [80] Там же, т. 1, л. 6–27. [81] Там же, т. 2, л. 516–525. [82] Там же, л. 740. [83] Там же, л. 594–599. [84] Там же, т. 4, л. 375. [85] Там же, л. 292–296. [86] Там же, л. 371, 792, 800–802. [87] Там же, л. 397. [88] Чунин Г., иерей. Святитель Геронтий, епископ Петроградский и Тверской. СПб., 2009. Рукопись. С. 5. [89] ЦГА СПб, ф. 1000, оп. 51, д. 35, л. 31. [90] Там же, оп. 50, д. 31, л. 6. [91] Там же, л. 8а. [92] Там же, л. 19. [93] Там же, л. 17. [94] Там же, л. 18. [95] Там же, ф. 1000, оп. 50, д. 31, л. 11–15; ф. 7179, оп. 10, д. 502. [96] Там же, ф. 1000, оп. 51, д. 35, л. 25. [97] Пивоварова Н. Памятники старообрядческой культуры в музеях Санкт-Петербурга (по материалам выставки «Религиозный Петербург») // Старообрядцы Санкт-Петербурга. С. 16. [98] Чунин Е., прот. К 20-летию освящения старообрядческого Покровского храма в Санкт-Петербурге, 2003 // Старообрядцы Санкт-Петербурга. С. 70. [99] ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 1, л. 90–98. [100] Данилушкин М. Б., Никольская Т. К., Шкаровский М. В. и др. История Русской Православной Церкви. Новый Патриарший период. Т. 1. 1917–1970. СПб., 1997. С. 705; Панкратов А. В.Указ. соч. С. 554. [101] Алексеев В. А.«Штурм небес» отменяется? М., 1992. С. 184. [102] Чунин Г., иерей. Указ. соч. С. 5–6. [103] Одинцов М. И. Религиозные организации в СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 1995. С. 193–194. [104] Архив Санкт-Петербургской епархии, ф. 1, оп. 4, п. 11, д. 3; Православная Русь. 1942. № 21–22. С. 5. [105] Чунин Г., иерей. Указ. соч. С. 5–6. [106] Данилушкин М. Б., Никольская Т. К., Шкаровский М. В. и др. Указ. соч. С. 712. [107] ЦГА СПб, ф. 9620, оп. 3, д. 41, л. 1–1 об. [108] Там же, л. 2. [109] Там же, л. 19. [110] Там же, л. 79–79 об. [111] Там же, ф. 7384, оп. 26, д. 969, л. 267–269. [112] Санкт-Петербургский мартиролог. СПб, 2002. С. 295; Чунин Г., иерей. Указ. соч. С. 7. [113] ЦГА СПб, ф. 9620, оп. 3, д. 42, л. 1–11; Чунин Е., прот. Указ. соч. С. 71–72. [114] ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 37, д. 925, л. 108–109. [115] Алексеев В. А.Указ. соч. С. 231. [116] Денисов Н. Г.Бобков Евгений Александрович, протоиерей Старообрядческой Церкви Белокриницкой иерархии // Православная энциклопедия. Т. 5. М., 2002. С. 377–378. [117] Чунин Е., прот. Указ. соч. С. 72–74. [118] Там же. С. 76–81; Шульц С. С. Указ. соч. С. 222; Антонов В. В., Кобак А. В. Указ. соч. С. 179. [119] Старообрядческий церковный календарь. М., 1988. Приложение. С. 9. [120] Денисов Н. Г., Канаев Д. Н.Алимпий (Гусев), митрополит Московский и всея Руси старообрядческой Церкви Белокриницкой иерархии // Православная энциклопедия. Т. 2. М., 2001. С. 377–378; Коломейцев П.Указ. соч. С. 531. [121] Чунин Е., прот. Указ. соч. С. 87–90. [122] В настоящее время епископ Амвросий (Герцог) уже не возглавляет Санкт-Петербургскую и Тверскую епархию. [123] Поднятие креста на Громовском кладбище // Старообрядцы Санкт-Петербурга. С. 97.
|