- Молельный дом вам нужен? Он за лесинами. Идите в свороток у рощи. Наставник там живет, увидите.

Тракторист с по-индейски высокими скулами и светло-синими сибирскими глазами лихо надвинул кепку на лоб и, взмахнув рукой на прощанье, исчез в клубах пыли. Наше долгое путешествие в деревню староверов, затерянную на востоке Боливии, подходило к концу. Позади остались битком набитые легковушки, одна из которых привезла нас из Санта Крус в районный центр, а вторая — в совсем крохотный городок. Даже последние километры по пыльной дороге, на которую отказываются выезжать ленивые местные таксисты, тоже удалось как-то преодолеть.

И вот мы стоим посреди Колонии Тобороче — крупной деревни, на вид мало чем отличающейся от тех, где живут аборигены. Разве что под апельсиновыми деревьями резвится стайка русоволосых дошколят — мальчики в косоворотках, девочки в сарафанах.

Молельный дом, на котором снаружи нет ни единого креста, оказался закрыт — наставник уехал по делам в город. Как мы впоследствии узнали, службы здесь проводятся только по воскресеньям и праздникам. К счастью, одиноких путников заприметила Ксения — высокая красивая женщина в кичке, сарафане и модных боливийских шлепанцах.

 
- Ночевать будете али как? — тут же осведомилась она, словно гости здесь явление столь же привычное, как комары. — Подождите, я только к маманьке загляну — и сразу к вам.

У крыльца на бельевой проволоке примостился крупный зеленый попугай. Я подставляю ему руку. Птица не улетает, но всем своим видом выражает удивление от подобной фамильярности.

- Он что, дикий? — спрашиваю у вернувшейся Ксении.

- Здесь только куры — домашние, — смеется она.

Едва мы входим в дом, как на столе появляются папайя, апельсины, нарезанный широкими кусками арбуз и привычное блюдо южноамериканских крестьян — рис с темной фасолью. Мяса нет — пост. Даже молоко сейчас пьют только соевое — сладкое и очень вкусное. Обстановка в доме скромная, но уютная. На кухне — плита, хлебопечка и микроволновка. На стенах, в нарядных рамках, — фотографии, среди которых много свадебных — не только хозяина и хозяйки, но и родственников.

В Колонию Тобороче староверы попали недавно, лишь около тридцати лет назад. До того превратности судьбы столетиями носили их с места на место — сперва внутри Российской империи, пока Екатерина II не отправила строптивцев осваивать Сибирь, а затем и по всему миру.

Эмигранты вспоминали родное Приамурье как  настоящий рай — рыба сама выпрыгивает из воды, а травы налиты таким животворящим соком, что после первого же лета на выпасе кожа телят чуть не лопается от избытка мяса. Деревни староверов были зажиточными, потому при советской власти первыми попадали под раскулачивание. Выход был один — снова, как много веков назад, срываться с обжитых мест и отправляться в неизвестность — через границу, в Китай.

В семье Ксении из поколения в поколение передается легенда о деде Даниле. Чекисты схватили его у границы и повезли в город, на дознание. Путь был неблизким, и на опушке леса они решили устроить привал. Даниле приказали колоть дрова для костра, а сами напились водки, да и закемарили. Пленник сперва думал их во сне потихоньку зарезать, но потом вспомнил заповедь — кто ножик поднимет, тот от него и погибнет. Решил просто бежать. Проснувшись, коммунисты быстро подняли тревогу, гнались за ним с овчарками, но так и не поймали.

Китайцы староверов приняли хорошо. Правда, на первых порах женщин из домов просили не выпускать — кички и сарафаны легко заметить с самолета, так что мужчинам приходилось самим и работать, и рис в больших котлах варить. Потом стало спокойней. Обжились староверы на новом месте, и снова стали процветать. Но тут в Китае тоже грянула революция. Тщетно соседи уговаривали их остаться — дескать, не волнуйтесь, мы — не русские, коммунистов быстро скинем. Дожидаться выдачи в Советский Союз никто не хотел, и когда далекая Бразилия согласилась принять беглецов, они, не колеблясь, отправились туда на кораблях, снаряженных на средства Красного Креста. А из Бразилии уже разъехались по обеим Америкам, от Патагонии до Аляски. Главное, чтоб были поля, на которых можно трудиться, и государство, которое мешает как можно меньше. На помощь от власть имущих они не рассчитывали никогда.

После обеда из школы вернулась Инна, дочь хозяйки, — бойкая и худенькая, с длинной золотистой косой. В школу здесь ходят с пяти лет, вот только после восьмого класса учиться продолжают немногие — пора работать. Преподают на испанском, поэтому в русский язык образца позапрошлого века удивительно вкрапляются иностранные слова, обозначающие современные бытовые приборы вроде холодильника. Увидела Инна гостей, засмущалась и убежала в комнату, к младшей сестренке Кирьякии. Староверы до сих пор называют детей по старинным святцам, вот и бегают по селу малолетние Агафоны да Прасковьи…

В дом иногда заходят соседки — обсудить последние новости. Мужчин в деревне днем почти нет, большинство работает на полях или в городе. Глядя на спокойные светлые лица женщин, нельзя не подивиться их несуетности, столь редкой в наше время, сохранившейся преимущественно в патриархальных обществах, будь то русские староверы или иранские мусульмане. Отказавшись от векового уклада жизни, современный человек обрел немало преимуществ — но уже начал понимать, что за всё так или иначе приходится платить, и цена прогресса порой слишком высока.

Словно прочитав мои мысли, свекровь Ксении, не отрываясь от рукоделия, заводит речь о современных технологиях — интернете, мобильной связи, реактивных самолетах. Она и удивляется им, и в то же время замечает:

- А что будет, если лишитесь всего этого? Выживете ли?

В ее глазах — твердая уверенность: сами они — выживут. Как и во времена других, куда более тяжких испытаний.

Помыв посуду, Ксения садится за швейную машинку — каждый день она делает не меньше двух расшитых рубашек и нарядных сарафанов, непохожих один на другой. Она знает — стоит дочке в школе появиться несколько раз в одном и том же платьице, как подруги засмеют. Вот и приходится выкидывать почти неношеные сарафанчики, делая взамен новую одежку на всю свою пока еще небольшую семью.

Встала Ксения сегодня в три часа утра — испечь хлеб и приготовить мужу завтрак, а впереди еще непочатый край работы по дому. Свекровь по-доброму усмехается — она-то вырастила уже пять сыновей и пять дочерей. О контрацепции в семьях староверов не может быть и речи — сколько детей Бог пошлет, столько и родится. Родственные связи здесь крепкие, семьи большие, а потому на каждую свадьбу приезжают сотни гостей из многих стран. На таких гуляниях зачастую образуются и новые парочки, причем новобрачная всегда переезжает в дом супруга. Родители выбор детей обычно уважают. Даже когда недавно один родич решил жениться на индианке, никто особо не удивился. Смуглая невеста уже перешла в православие и даже научилась носить сарафан, вот только русский язык ей пока дается плохо. Ну да ничего, была бы добрая и работящая, а остальное приложится.

В последние годы несколько семей староверов по приглашению России вернулись в Приморский край — даже одна бабушка, которая, как оказалось, так и не обзавелась боливийским паспортом, и с точки зрения государства просто не существовала. Остальные пока выжидают — как-то примет переменчивая родина своих упрямых детей? Не обманет ли? Не предаст? Сотни лет выживания научили их бережно хранить традиции, не спешить и быть вечно осторожными — совсем как другой вечно гонимый народ. Хочется верить, что и они тоже после долгого изгнания, наконец, смогут вернуться домой, и вновь телята будут упитанными, земли — плодородными, а государство позволит людям мирно трудиться, спокойно жить и заботиться о своей душе так, как они считают нужным.

 

Владимир Севриновский

05 сентября 2012