В биографии старообрядческого епископа Геронтия как в зеркале отразилась история «древлего благочестия» XIX–XX веков: от деревенского быта эпохи Александра II до лагерного кошмара времен Сталина. Прожив долгую жизнь, исполненную лишений, став свидетелем лихолетья на переломе веков, владыка Геронтий сумел сохранить искреннюю веру и достоинство сана. Об этом епископ поведал в своих воспоминаниях.

 

 

 

Упрямый старовер

Будущий святитель, в миру – Григорий Лакомкин, родился 1 августа 1872 года в деревне Золотилово Костромской губернии, в семье старообрядческого священника Иоанна Лакомкина. Приход был бедным, поэтому поповской семье приходилось заниматься крестьянским трудом. К тому же отец Иоанн постоянно подвергался преследованием властей, ведь для пристава и урядника он был «раскольником», «лжепопом» и «самозванцем». От тяжелой и беспокойной жизни священник заболел чахоткой и умер.

Под руководством старшего брата Григорий занялся изучением церковного пения и богослужебного устава. В 1896 году он женился на благочестивой девице Анне Дмитриевне Печневой. Позднее архиерей рассказывал, что по обычаю, принятому в деревне невесты, молодые должны были плясать на свадьбе. Но Григорий сам не стал этого делать и Анне запретил: «Если вы позволите танцевать, то уже будете не моя невеста, а сатаны! Тогда я должен оставить вечер и не считать вас своей невестой». Пляска не состоялась, и это удивило гостей, разгневанных тем, что «староверы упрямы, не хотят исполнять местные обычаи».

В 1899 году Григория забрали в армию, хотя он «ростом был мал и сильно худ». Епископ вспоминал: «Первый год проходил строевую службу при полной строгости в то время бывшей дисциплины. За отказ петь песни немало получал защечин и побоев. За неядение мясной пищи в посты – подозрение в уклонении от службы. На второй год определили в полковую канцелярию писарем».

Когда командир узнал, что Лакомкин «раскольник», отказывается ходить в полковую церковь и называет ее «еретической», то хотел предать его суду. Однако за Григория вступился полковой священник, и служивого не только не засудили, но и произвели в старшие писари.

В 1903 году Лакомкин вернулся домой, а в 1906 году был рукоположен в священники и направлен на приход в село Стрельниково близ Костромы, где неожиданно умер настоятель храма. Рукополагал Григория нижегородский и костромской епископ Иннокентий (Усов). Он предупредил молодого пастыря: «Народ в Стрельниково очень увлечен в пьянство, люди характерные, вспыльчивые».

Из деревни – в столицу

Старый Покровский храм в Стрельниково отец Григорий нашел запущенным: «Вместо амвона были шпалы неприкрепленные, иконы на гвоздях, без иконостаса, пожертвованы от прихожан. Кругом грязь и чернота. Потолок того и гляди обвалится».
Дела прихода расстроены. Вдова прежнего настоятеля плакалась новому священнику: «Народ здесь очень плохой, как звери, пьяницы. Дай Бог, хотя бы один месяц вы послужили! С голоду помрете».

Но усердием отца Григория храм был отремонтирован и перестроен, организована приходская школа, создано Братство трезвости. Стараниями настоятеля церковный хор из Стрельниково стал одним из лучших в России, а сельский приход – образцовым.

В 1908 году священник внезапно овдовел – Анна Дмитриевна умерла во время преждевременных родов. «Отец Григорий в это время находился в Нижнем и там получил неожиданно телеграмму – матушка скончалась, скорее приезжайте. Сразу же поехал. Пароход по пути засел на мель, сутки простоял. Прибыл на четвертый день смерти. Печаль и горе для отца Григория были велики, тем более что они жили меж собой очень хорошо, в полной любви, уважении» (в воспоминаниях Геронтий иногда пишет о себе в третьем лице).

В 1911 году на Соборе Православной Старообрядческой Церкви вдового священника избрали кандидатом в епископы для окормления Петербургской и Тверской епархий. В Нижнем Новгороде 27 февраля 1912 года Григорий Лакомкин принял иноческий постриг с именем Геронтия, а затем отправился в Петербург, где 11 марта был рукоположен в епископы архиепископом Иоанном (Картушиным). «Поставленный епископ Геронтий после хиротонии сказал подобающее слово. Немало нужно смелости человеку из деревни, призванному в модную и культурную столицу, сразу же осмелиться говорить к такой аудитории проповедь», – писали о новом владыке.

Епископ Геронтий был одним из деятельнейших архиереев Старообрядческой Церкви. Он участвовал в проведении Соборов, занимался миссионерской деятельностью, пекся о строительстве новых храмов и об открытии приходских школ. При нем в Петербурге был построен и освящен величественный кафедральный Покровский собор на Громовском кладбище.

Но вот наступил 1917 год… Отречение императора и последовавшая за тем анархия в одночасье разрушили привычный уклад русской жизни, в том числе и религиозной. Начались новые гонения староверов, теперь уже от новой власти. Были уничтожены тысячи священнослужителей, разорены сотни храмов и все монастыри.

В Петрограде в 1933 году был взорван освященный в 1915 году Покровский собор на Громовском кладбище, а в Москве закрыты все храмы Старообрядческой Церкви, кроме старинного Покровского собора на Рогожском кладбище. Старообрядческие епископы были практически поголовно истреблены, некоторые томились в тюрьмах, и лишь единицы сумели скрыться за границей, в Румынии и Китае.

Епископ Геронтий был арестован 13 апреля 1932 года на своей ленинградской квартире после вечернего великопостного богослужения. Его отвезли в «Большой дом» на Шпалерной улице и посадили в одиночную камеру.

Впоследствии архиерей вспоминал: «Я полагал, что это была какая-то ошибка, так как я не чувствовал за собой никакой вины и думал, что меня должны через два-три дня выпустить, а особенно к воскресению. Но прошло воскресение – пятая неделя Поста, и Вербное пришлось тут же пробыть. И думаю, неужели и Пасху быть мне вне свободы? Да, пришлось. Очень и очень было печально».

Лагерные годы

За решеткой – в тюрьме и лагерях – владыке пришлось встретить еще не одну Пасху. Он был осужден на 10 лет по печально известной 58-й статье тогдашнего Уголовного кодекса (антисоветская пропаганда и агитация).

После объявления приговора епископ спросил: «А больше нельзя?» Узнав, что большего срока не дадут, он сказал: «Слава Богу, что мне теперь 60 лет! До 70 лет я должен жить и честно срок отбыть. Тогда или умирать, или домой». Такая реакция на приговор удивила судей и следователей.

Епископ Геронтий очень тяжело переносил условия заключения. Будучи иноком, он не ел мяса и поэтому был вынужден питаться одним хлебом, отчего в тюрьме у него развилась цинга: «Ноги отекли так, что галоши не убирались. Я одну пару белья разорвал на портянки, так как стали зябнуть ноги… Зубы даже все начали качаться, на ногах – пятна цинги, а лечить нечем… Зубной врач предложил все зубы вытаскать, так как их рукой свободно можно было вынуть».

В лагере епископу позорно остригли бороду: «Нас с бородами было около десяти человек. Применили насилие. Мы все забрались на верхние нары и не шли к парикмахеру. Начальник применил хитрость и вызвал меня как бы условиться о ношении бороды. И как я сошел с нар, четверо взяли меня, кто за руки, кто за голову, и насильно остригли мне бороду, а потом и другим. Это было для меня особое горе и печаль».

Лагерное начальство, как могло, постоянно унижало верующих. «Среди лагерников были старицы неработающие и старики, – вспоминал епископ Геронтий. – Старицы были как монашки, у всех были на платьях и на одеждах кресты. И вот объявили, что их живых будут хоронить. Собрали их до 50 человек. До десяти могильщиков нарядили как духовенство в рогожные ризы, и дьяконы – стихари из рогожи. Вместо кадил – горшки на веревках. Повели их как бы на особое место хоронить. Дорогой злоумышленно пели развращенные как бы молитвы и ектеньи. Осужденные шли спокойно. Народу лагерников вышло смотреть более 1000 человек. Привели к месту похорон, пели издевательски-кощунственно. Нужно бы смеяться, но никто не смеялся. Приказано было кончить. Все разошлись. Также пошли в бараки и осужденные на смерть. Когда узнало об этом высшее начальство, попало всем – и выговоры, и аресты. Так оказалась указанная выдумка бесславна и во вред им самим».

Между тем в 1934 году скончался Архиепископ Мелетий (Картушин), возглавлявший Старообрядческую Церковь с 1915 года. Местоблюстителем московского святительского престола был определен кавказский епископ Викентий (Никитин), но весной 1938 года он был арестован и погиб в тюрьме.

Церковь оказалась в непростом положении – все архиереи были уничтожены, в живых остались лишь епископ Геронтий и самарский епископ Иринарх (Парфенов), томившиеся в неволе. А на свободе находился только один архиерей – Калужский и Смоленский епископ Савва (Ананьев), престарелый и больной.

В 1940 году был освобожден епископ Иринарх. Он поселился в Костроме и был сильно напуган, когда власти предложили ему немедленно явиться к начальнику городской милиции. Епископ ожидал нового ареста и был очень удивлен, когда ему сообщили, что его разыскивают московские староверы и просят срочно прибыть на Рогожское кладбище.

Приехав в Москву, епископ Иринарх вместе с протоиереем Василием Королевым, настоятелем Покровского собора, отправился в Калугу, к епископу Савве, который возвел Иринарха в сан Архиепископа Московского и всея Руси.

В помощь Родине

Когда началась Великая Отечественная война, староверы старались помочь Красной армии. В Покровском соборе во время богослужения был организован тарелочный сбор «На оборону Родины». Архиепископ Иринарх благословил выпуск патриотических листовок, которые распространялись среди верующих на оккупированных территориях.

Вот, например, послание Архиепископа «Возлюбленным во Христе братьям и сестрам, находящимся в Молдавии и Бессарабии», связанное с проведением Красной армией Ясско-Кишеневской операции в августе 1944 года: «Радостью наполняется сердце от поступающих с фронтов Отечественной войны вестей: наша доблестная русская армия шаг за шагом очищает от немецких фашистов священную Отчизну. Вот и вы, дорогие чада, более двух лет томившиеся под пятой оккупантов, снова можете свободно вздохнуть грудью и трудиться на благо своей Родины… Дорогие и любезные чада! Сейчас, когда заря победы над врагом восходит на горизонте, от каждого из нас требуется самоотверженность в служении Родине. Поэтому призываю вас, как любящий отец, не прельщайтесь неметчиной, помните заветы наших предков, ненавидевших всей душой ее. Покажите свою готовность любыми жертвами проявить свою любовь к Родине и древле истинной вере Христовой! Помогайте быстрее восстановить разрушенное врагом хозяйство, повинуйтесь иже во власти сущим! Помогайте доблестным нашим воинам всем, чем только можете».

В 1942 году закончился срок заключения епископа Геронтия, и он возвратился в Стрельниково, где прожил год, занимаясь восстановлением Костромской и Ярославской епархии. В 1943 году святитель был приглашен в Москву и назначен помощником Архиепископа. Таким образом, частичная реабилитация Старообрядческой Церкви на волне военного патриотизма совпала во времени с восстановлением патриаршества в Русской Православной Церкви.

В мае 1945 года епископ Геронтий вместе с Архиепископом Иринархом и протоиереем Василием Королевым направил поздравительную телеграмму Сталину: «Слава о знаменательной победе вашей не померкнет вовеки, и будущие поколения с гордостью будут вспоминать об этих днях русской славы».

Годом ранее старообрядческая Архиепископия получила разрешение на выпуск церковного календаря на следующий год. Подготовкой издания занялся епископ Геронтий. Он надеялся, что затем власти разрешат выпуск и другой духовной литературы (например, журнала), а также позволят открыть курсы для подготовки священников. К сожалению, этим надеждам не суждено было осуществиться…

Выход календаря вызвал интерес даже у староверов-эмигрантов. В сентябре 1946 года Архиепископ Иринарх получил из Белграда письмо от Дмитрия Васильевича Сироткина, бывшего городского главы Нижнего Новгорода, богатейшего пароходчика и щедрого благотворителя, немало помогавшего Старообрядческой Церкви в начале ХХ века. Сироткин, приветствуя выход календаря, радовался, что увидело свет «такое богатое и полезное издание». В январе 1950 года Дмитрий Васильевич, одинокий, старый и тяжелобольной, снова писал в Москву, на этот раз епископу Геронтию. Сироткин сетовал, что в Белграде мало староверов, нет священника, не к кому обратиться для исповеди и причастия. Бывший «владелец заводов, газет, пароходов» просил епископа научить, «как поступить в случае смерти». Но в это время ухудшились отношения между СССР и Югославией. Поэтому епископ, не желая быть заподозренным в сношениях с Белградом, написал секретарю Архиепископии: «На мое имя и мне прислано и получено письмо от Дмитрия Васильевича Сироткина из-за границы, из Белграда. Я никогда не имел и не имею переписки с людьми, находящимися за границей. На означенное письмо отвечать не желаю и не буду».

За все – слава Богу!

После войны Старообрядческой Церкви наконец-то удалось пополнить число епископов. В 1945 году был рукоположен епископ Иосиф (Моржаков), на следующий год – епископ Вениамин (Агальцов), а в 1948 году – епископ Флавиан (Слесарев).

В 1947 году власти вернули верующим храм-колокольню на Рогожском кладбище, отобранный в 1933 году, где теперь совершались ежедневные богослужения. А в 1949 году в распоряжение Архиепископии перешла бывшая часовня для отпевания покойников. Она была отремонтирована, и сюда переехал Архиепископ со своими помощниками. До этого им приходилось ютиться на паперти бывшего единоверческого Никольского храма.

Епископ Геронтий был постоянным и неутомимым участником всех церковных дел. В 1949 году он написал воспоминания – беспристрастное свидетельство о той эпохе. Своей жизни он подвел такой итог: «Из лагерей и Костромы он прибыл в полном здравии, только в Костроме пришлось вставить новые зубы. А в Москве за шесть лет потерял зрение: вместо двух глаз остался один со зрением не более 50 процентов. За это время пришлось немало поболеть всякими болезнями. Врачебные исследования свидетельствовали, что это сказалось десятилетнее пребывание в лагерях. Но за все – слава Богу! Но очень жаль, что мало, очень мало сделано. Нужно было бы сделать больше, но немощь, слабость и суета жизни немало отняли времени в безделье, за что строго придется отвечать перед Богом».

В октябре 1950 года архиерей заболел воспалением легких. Перенеся две сложнейшие операции и чувствуя приближение смерти, он взялся за составление духовного завещания. 25 мая 1951 года епископ скончался.

 

До сих пор его завещание не потеряло значения для Старообрядческой Церкви. Через десятилетия верующим слышится голос своего пастыря: «Наши предки за эту старую веру и за святые предания и старые обряды терпели неисчислимые муки и тысячи их были убиты и пролили свою кровь за правоверие… Слезно умоляю и сердечно завещаю вам, твердо и неизменно соблюдайте веру нашу».

 

Дмитрий Александрович Урушев - историк, член Союза журналистов России