В Третьяковской галерее нельзя не заметить огромную картину Василия Перова «Никита Пустосвят. Спор о вере». В центре композиции фигура, не вызывающая симпатий: старец с исступленным, безумным выражением на лице – священник-старовер Никита Добрынин. Это карикатурный, предвзятый образ. Именно так – «пустосвятом» – его назвали новообрядцы. Уничтожить человека, снабдив его унижающим ярлыком – старая как мир традиция. На церковном Соборе 1666–1667 годов, 350 лет назад, Никита Добрынин был проклят.

Спор о вере закончился для Никиты Добрынина обвинением в государственной измене и обезглавливанием. Василий Перов. Никита Пустосвят. Спор о вере. 1881. ГТГ

Между тем Добрынин предстает перед доброжелательно настроенным исследователем как яркий мыслитель, автор замечательных полемических текстов, начитанный клирик с мирным устроением души. По крайней мере так утверждал старообрядческий историк Федор Мельников.

Что до художника Перова, то специально-критическое отношение к староверам он вряд ли имел, изображая карикатурно и служителей официальной Церкви, как в «Сельском крестном ходе на Пасхе». Неточное понимание старообрядчества дает и «Боярыня Морозова» кисти Василия Сурикова. Великая работа живописца представляет боярыню фанатичкой. Но Морозова имела высокий духовный строй, о чем говорил видный знаток старины Александр Панченко. «Спор о вере» и «Боярыня Морозова» способствуют заблуждению, показывая староверов упрямцами, отстаивавшими второстепенные детали обряда.

Начало скорбного пути

Дата рождения Добрынина не установлена. Но известно, что при патриархе Иосифе (1642–1652) он, будучи священником, уже занимался правкой богослужебных книг вместе со знаменитыми клириками Аввакумом Петровым, Стефаном Вонифатьевым и другими.

Главным же делом Добрынина было служение в Рождество-Богородицкой церкви Суздаля. Отношения с суздальским архиепископом Стефаном у него не сложились, поскольку Стефан, по мнению Добрынина, был не только государственным преступником, но и еретиком. Реформа патриарха Никона, принятая большинством епископов, уже обозначилась во всех ее масштабах, и Добрынин с ней не соглашался, отличаясь критическим настроем к иерархам. Потому сообщил царю Алексею Михайловичу, что Стефан, служа в храме, во время «Трисвятого», держит крест не в правой руке, а левой, точно пренебрегая символом христианского спасения. Этого ему было мало, и он осудил архиепископа прямо в храме, вызвав смятение верующих.

Протест стоил ему дорого: он поплатился отрешением от службы. Но борьбу продолжил, направив в верха новую челобитную со списком прегрешений Стефана.

Челобитные Добрынина оказались не напрасны, и на церковном Соборе 1660 года разбирали персональное дело Стефана, просившего соборян о прощении. Собор сослал иерарха в монастырь под начало «доброго старца» (монастыри использовались в качестве тюрем). Но на защиту Стефана встал царь Алексей Михайлович. При этом следовало обвинить Добрынина, и тот был послан «под градский суд» «за ложные изветы», как заявили его обвинители. Что до Собора, то он отлучил Добрынина от Церкви.

Спустя шесть лет отлученный обратился к Алексею Михайловичу: «Я, богомолец твой, литургии не служу и без общения Божиих тайн… погибаю, и по все лета боялся смертного часа. Вели, государь, архиереям Божиим душу мою разрешить».

С 1660 по 1665 год он жил, вероятно, в Суздале, размышлял о церковной реформе, с которой по-прежнему не соглашался, приезжал временами в Москву для проповеди своих идей. Что до Суздаля, то особая проповедь здесь не требовалась: местные жители тяготели к старине.

Из-под его пера выходят новые челобитные – реакция на никоновскую реформу. Каждая тщательно продумывалась, читалась единомышленниками, переписывалась. «Великая» его челобитная, объемом в 178 страниц, содержала особо взволнованное обращение: «Великий государь… вели соборным рассуждением рассудить, чему нам последовать… или нынешней нововводной и многоложной никонианской книге, иже снискана от ведомого вора и врага Христова Арсения-чернеца (Арсения Суханова, одного из помощников Никона. – «НГР»)».

В 1878 году профессор Николай Субботин издал эту челобитную, и можно судить о ее особенностях. Она сильна в апологетическом плане. Слог четкий, понятный, довольно легкий и даже гибкий. Несмотря на ее эмоциональный накал, бранных слов в ней не найти. Автор анализирует факты, предпочитая логически выверенные доказательства. Излагающая учение староверов челобитная писалась семь лет.

Между тем приближался новый церковный Собор. Добрынин заявил в челобитной, что готов подчиниться соборным решениям, стремясь к церковному единству и склоняясь к разумному компромиссу. Он ждал Собора, надеясь, что улягутся его сомнения касательно новых богослужебных книг.

Но челобитная обернулась его арестом в конце 1665 – начале 1666 года. В феврале 1666-го Собор наконец-то открылся. Это был особый год в духовной жизни Руси и Европы, распространялись ожидания светопреставления. В каком-то смысле эти страхи сбылись, пусть не для всего человечества, а для русских староверов, надежды которых рухнули и начался отсчет жестоких гонений и страданий.

10 мая по итогам двухдневного расследования соборяне лишили Добрынина сана и прокляли. А предварительно были допросы и увещания. Но, несмотря на угрозы, он не менял своих взглядов, превращаясь из мирного проповедника в ярого адепта старины.

Церковный Собор разочаровал не одного Добрынина. Решения были драконовскими: староверов подвергли проклятиям и анафемам, открывая перспективу церковного раскола. Противники соборных определений обрекались на жестокие кары: отрезание ушей, носов, удаление языков, отсечение рук, битье говяжьими жилами, заточение в тюрьмы и т.д. Поистине садистские меры!

Собор утвердил обличение «великой» челобитной Добрынина. Названное «Жезл правления» обличение написал Симеон Полоцкий, участник никоновского «новодела». В 1667 году «Жезл» был напечатан. Текст касался больше не практических вопросов, которые волновали староверов, а диалектических тонкостей. К тому времени Добрынин уже томился в Угрешском монастыре, недалеко от Москвы, куда ссылали и пламенного протопопа Аввакума. Пробовал обличать Добрынина и митрополит Газы (Иерусалимский патриархат) Паисий Лигарид, но его работа не была напечатана.

В некоторых источниках утверждается, что 21 июня 1666 года Добрынин заявил о своем «сердечном сокрушении», в ответ на что, продолжая работу, Собор велел ему каяться во всех многолюдных местах Москвы, пообещав прощение.

Считается, что 21 апреля 1667 года, не желая «погибнуть вне ограды Христовой», он возвратился в лоно Церкви. Сан, однако, ему не вернули.

В 1670-е годы церковная власть вновь подвергла Добрынина «прещению», подчеркнув многомятежный характер его жизни. То было время больших перемен. В 1679 году оппонент Добрынина архиепископ Стефан был тоже лишен сана.

Диспут ценою в жизнь

Убежденный, что народ настроен против патриарха Никона, Добрынин взял курс на публичные прения о вере, не сомневаясь в возможности победить. Особо рассчитывал на стрельцов, которые вместе со своим воеводой Иваном Хованским выступали за старину.

Возможность прений открылась в 1682 году после смерти царя Федора Алексеевича, когда поверили в податливость новой власти, возглавленной несовершеннолетними царями Иваном и Петром. И все же время было тревожным. Уже подавили восстание соловецких монахов – противников Никона, замучили Феодосию Морозову и Евдокию Урусову, казнили епископа Коломенского Павла, протопопа Аввакума, других ревнителей старины. В глазах староверов теперь доминировали двое – Хованский и Добрынин.

Добрынин выдвинул идею нового Собора. Ему уже было за 60, и он имел богатый опыт дискуссий и борьбы за свои взгляды.

Утром 23 апреля группа староверов во главе с Добрыниным, держащим в руках крест, явилась к Хованскому. Остановились у «красного» крыльца и были приняты. Добрынин передал Хованскому челобитную. Обращенная к пока не коронованным Ивану и Петру, а также патриарху Иоакиму (Савелову), она содержала просьбу о Соборе – публичных прениях о вере, просьбу, похожую на требование.

Убежденный, что народ настроен против патриарха Никона, Добрынин взял курс на публичные прения о вере, не сомневаясь в возможности победить. Особо рассчитывал на стрельцов, которые вместе со своим воеводой Иваном Хованским выступали за старину.

Возможность прений открылась в 1682 году после смерти царя Федора Алексеевича, когда поверили в податливость новой власти, возглавленной несовершеннолетними царями Иваном и Петром. И все же время было тревожным. Уже подавили восстание соловецких монахов – противников Никона, замучили Феодосию Морозову и Евдокию Урусову, казнили епископа Коломенского Павла, протопопа Аввакума, других ревнителей старины. В глазах староверов теперь доминировали двое – Хованский и Добрынин.

Добрынин выдвинул идею нового Собора. Ему уже было за 60, и он имел богатый опыт дискуссий и борьбы за свои взгляды.

Утром 23 апреля группа староверов во главе с Добрыниным, держащим в руках крест, явилась к Хованскому. Остановились у «красного» крыльца и были приняты. Добрынин передал Хованскому челобитную. Обращенная к пока не коронованным Ивану и Петру, а также патриарху Иоакиму (Савелову), она содержала просьбу о Соборе – публичных прениях о вере, просьбу,

Зная, что за спиной Добрынина толпы единомышленников, патриарх страшился прений, будучи не уверен в себе. Потому уговорил царей отложить прения до среды, 28 июня. Но на воскресение было назначено коронование, и Добрынин пожелал, чтобы обряд совершили по старым книгам. Хованский пообещал добиться этого.

В воскресенье, заготовив семь просфор – столько, сколько староверы берут для литургии, Добрынин пришел к храму, где предстояло коронование, но туда не попал. Хованского будто и след простыл. «Улещеньями» и хитростью патриарха, как утверждают староверы, часть стрельцов усомнилась в старине: меж ними встала «пря великая». Но, предав Добрынина перед коронованием, Хованский все же продолжал его поддерживать. Хотя из-за «при» Собор не открылся и 28 июня.

Тем временем Добрынин проповедовал: «Постойте, православные народы, за истинную веру…» А прения готовились: сборным пунктом староверов стала Красная площадь. Осталось решить, где Собор провести. Староверы указывали на кремлевскую площадь близ Успенского храма. О диспуте на площади просил и Хованский. Но патриарх противился, зная, что добиться своего проще в кулуарах.

5 июля все началось с богослужения в Успенском соборе Кремля. Служба умышленно затягивалась: патриарх рассчитывал, что хотя бы часть народа уйдет с площади перед храмом. И вот, к разочарованию староверов, применив все имеющиеся в его распоряжении административные ресурсы, патриарх достиг своего: прения назначили в Грановитой палате. Более того, по приказу Иоакима пытались распространять тексты с обличением Добрынина.

И вот Грановитую палату открыли. Попавшие туда староверы расставили свои аналои, держа в руках зажженные свечи.

Собор открылся под началом царевны Софьи, которая позже управляла страной на правах регентши. Сперва выступил патриарх, пытаясь доказать, что творцы церковной реформы ничего не привнесли от себя. Иерархи больше молчали. Речь же Добрынина «об исправлении православной веры, дабы Церковь Божия была в мире и единении, а не в раздоре и мятеже», многих потрясла. Патриарх не нашел контраргументов и назвал Добрынина «пустосвятом».

Между тем староверы все больше воодушевлялись. Читалась их челобитная о погрешностях в новых книгах. Царевна при этом, перебивая чтеца, делала критические заявления. Староверы не промолчали. Особую экзальтацию вызвал вопрос о троеперстии. Сложив пальцы двуперстно, староверы, как по команде, вскинули руки вверх, крича: «Сице, сице, тако, тако…» Софья, патриарх, все противники староверов были ошеломлены. Более всех – архиепископ Афанасий (Любимов). Перов изобразил его сидящим на полу. Именно этот момент диспута запечатлен на полотне художника.

Тем временем наступил вечер, и Собор распустили, объявив о его продолжении 7 июля. Под колокольный звон староверы вышли из кремлевских палат, едва ли не торжествуя.

Однако заручившись поддержкой стрельцов, подвергнутых подкупу и спаиванию, власть не продолжила прения. Более того, Добрынина схватили, заключив в узилище на Лыковом дворе. А 11 июля, приведя на Красную площадь, ему огласили приговор как государственному преступнику и во втором часу пополудни отрубили голову. Останки бросили на съедение псам. За жестокие меры ратовал патриарх. Хованского тоже казнили.

Преемники патриарха Иоакима

Казни и преследования староверов не прекратились в 1682 году. Множились поводы вспоминать слова Феодосии Морозовой: «Се ли християнство, еже сице человека умучити?» В гонениях староверов официальное духовенство превзошло государство: настойчивостью, озлобленностью, непримиримостью. Массу доказательств предоставляют архивные материалы. Тем более что история гонений продолжалась несколько веков.

В 1840 году епископ синодальной Церкви Анатолий (Мартыновский) писал: «Здесь (в Екатеринбургском уезде. – «НГР») опять полиция успела по нашей просьбе схватить… раскольника» – точно опасного уголовника. Но полиция была сдержаннее духовенства. «Кыштымские раскольники проныряют через исправника, который им покровительствует», – сокрушался следующий екатеринбургский викарий.

«Исправник – покровитель раскола. О, исправники, исправники!» – негодовал при Николае I архиепископ Пермский Аркадий (Федоров). В другой раз он ругал губернатора и его чиновников: «О, местное светское начальство! Время бы им познать и пользу службы для Отечества» – понимая под «службой» жестокость к староверам.

Удивительную нетерпимость к ревнителям старины проявил и преемник Федорова архиепископ Неофит (Соснин), опровергая тем самым в глазах историков образ того благостного старца, каким Соснина показал Лесков в «Мелочах архиерейской жизни». Когда в 1862 году открылось дело арестованного старообрядческого епископа Геннадия (Беляева) и министр внутренних дел решил передать дело в Екатеринбургский уездный суд, Соснин возмущался: «Что же сделает суд? Обсудит как беглого раскольника, подвергнет… увещанию и выдворит в прежнее место жительства… Нельзя… будет исправить дела, когда виновный вырвется из рук…» Усилиями таких, как Соснин, старообрядческий епископ не вырвался на свободу, попав в суздальское узилище, где его намеревались уморить.

Спор о вере продолжался. Но продолжался он не словом, а мечом, с чего и начался. Жестокость гонений на староверов не могла оставить равнодушными многих историков. И сегодня многие стали задумываться о том, что за эти изуверства должно быть принесено покаяние – наподобие покаяния за инквизицию и другие черные страницы прошлого, которое не устают приносить римские первосвященники.

Об авторе: Валерий Викторович Вяткин – кандидат исторических наук, член Союза писателей России

http://www.ng.ru/ng_religii/2016-03-16/6_spor.html