Еду в общинном микроавтобусе, слушаю со спутниками известную песню «Рядовые мои» в исполнении Жанны Бичевской. Эффектное начало – «господа» и небольшая пауза. Ждешь – «офицеры», а вместо них неожиданно: «рядовые». Трогательная песня о тяжелой доле «серых лошадок войны» - простых рядовых, своим потом и кровью, обеспечивающих победы.
Слушая песню, подумал: «не раз писал я об иерархах, вспоминал известных священнослужителей, а вот безпоповцы – они что какие–то прокаженные, что ли? О них разве нельзя сказать нечто положительное?»
Наверное, многие скривились, прочитав заголовок о «дорогих безпоповцах». Что?! Эта секта, эти заблудшие, погибающие – дорогие?! И это из уст православного священника!
Давайте попробуем поговорить более спокойно, а, следовательно, более объективно. В начале некоторые мои воспоминания.
Старообрядцев в Москве я впервые посетил в 1973 году, когда приезжал сюда на летние каникулы после 9-го класса средней школы. Был я тогда и на Рогожском и на Преображенке у безпоповцев. Помню свое недоумение в беседе с одной безпоповкой: «А как же причастие? А мощи?». «Мощи после реформы Никона ушли под землю, а причастие мы принимаем духовно» - таков был ответ.
Приведу теперь выдержку из моего дневника – запись от 7 июня 1984 года о беседе со старостой федосеевской моленной на Преображенке Чувановым М.И. «Я переписываюсь с одним православным священником. У меня сохранилось много его писем. Он называл меня "дорогим старцем". Старообрядческий архиепископ Никодим, когда я знакомился с ним вскоре после его избрания, сказал мне: "Присоединяйтесь к нам". А я ему: "Нет, вы к нам", на том и расстались. Белокриницкие были им недовольны за пассивность и узкий фанатизм. Нашу моленную в 30-е годы не закрывали, но четырех активистов, в том числе и меня, взяли - вернулся только я один...»
Реакция на книгу "Выписки из старопечатных книг" (составитель - Озерский): «Священники и таинства должны быть, но их нет, неоткуда им взяться. Пусть у нас не церковь, а община, но мы, как и деды наши, спасаемся молитвой и покаянием».
Я: "В Евангелии сказано, "если не будете пить Крови и вкушать Тела..."
Чуванов: «До нас не дошло Первое Евангелие, это, может быть, позднейшая редакция и добавление. Ты для меня ни диакон и ни монах. Собороваться и причащаться не буду. Бабушка мне говорила: "Кто, в какой вере родился, в той и оставайся". «Мы вымираем», - сказал я (т.е. Чуванов) Подшибякину (сотрудник Совета по делам религий), а он мне: "Приезжаю я в какую-нибудь местность и обнаруживаю там старообрядцев две-три точки". Много книг передал я в Ленбиблиотеку - и не жалко. О том, что был ропот в общине, знаю, они мне говорили, но книги мои личные".
Следующая запись из моего дневника относится к 10 мая 1986 года. В ней описывается поморская моленная на Преображенке и повествуется о беседе с председателем ее общины Хвальковским П. Н. «У дверей храма объявление о запрещении входить в неприличном виде, нетрезвом состоянии и что храм Патриархии находится за углом. Каждого входящего встречают и расспрашивают: кто и откуда. Когда узнали, что я пришел по рекомендации к Петру Николаевичу, то с радостью пропустили. Осведомились: сейчас позвать или после службы?
С купола свешивается огромное паникадило на массивных цепях, с большими восковыми свечами, вставленными по кругу. По сторонам меньшие паникадила, которые крепятся также на потолке. Темные лики икон. Царские врата заставлены, как бы запечатаны. Перед ними иконы с подсвещниками, как бы вставлены в ниши. Лампады и свечи перед иконами, расположенными на втором и третьем ярусе, крепятся на веревках, чтобы можно было их спускать, зажигать и гасить. На крылосе два хора: слева - женский, справа - мужской. Молящиеся стоят ровными рядами: слева - женщины, справа - мужчины. Мужчины одеты в кафтаны до пят, сшитые в виде подрясника, а женщины - в длинные юбки и широкие платки, закрывающие плечи. Женщины, поющие на крылосе, все одеты в белые шелковые платки с кистями. Преобладающий возраст: средний - у мужчин и чуть выше среднего - у женщин. Крестятся все одновременно, а перед земными поклонами всем раздают специально для этой цели сшитые коврики (подручники). Служба идет несколько часов без перерыва. Тем, кому нужно по необходимости выйти, покидают ряд, перед этим перекрестившись и помолившись перед иконами, поклонившись другим. То же самое, когда возвращаются. Тарелку обносят только один раз в конце службы, жертвуют значительные суммы. По окончании богослужения молятся поименно за всех именинников, причем те земно кланяются, и о болящих. Призывал к молитве Петр Николаевич. Народ, покидая храм, со всеми раскланивается, немного разговаривают, всё чинно, благообразно. Даже с новыми людьми разговаривают, расспрашивают, желают всех благ.
Петр Николаевич - высокий, сухой, лет 70-ти человек, с необычайно живыми, по-детски добрыми глазами, усадил меня на правом крылосе на скамейку, и мы начали разговор. Я достал альбом с фотографиями Данилова монастыря и начал рассказывать о строительстве, Богослужении и т. д. Сейчас же вокруг нас собрались люди и посыпались вопросы. В основном интересовались старообрядными моментами в жизни монастыря. Супруга Петра Николаевича, дородная женщина в белом платке, лет 60-ти, указывая на фотографии, на платы в иконостасе Покровской церкви, говорила: "Наша сестра вышивала". Петр Николаевич сказал, что добровольно приходили работать в монастырь и старообрядцы из их прихода. Петр Николаевич - интеллигентный начитанный человек, на войне был офицером. После службы читал слово о свт. Иоанне Златоусте (был день его памяти). Запомнилось повествование о трясении гроба царицы до тех пор, пока не были перенесены в столицу мощи святителя.
Попросил его высказать свое мнение по поводу моих предложений о шагах по устранению средостений между нами. На вопросы отвечал со знанием:
1. О снятии клятв на Соборе 1971 года: "Да, это сыграло положительную роль в наших отношениях. Я лично знаком с патриархом Пименом, получаю от него поздравления и приглашения на официальные приемы. Патриарх Пимен не виноват в преступлениях патриарха Никона". Очень хорошо отзывался о митрополите Никодиме. В начале Великого Поста в дореволюционное время, произносились проклятия на старые обряды. Кратко рассказал историю старообрядчества, особенно отметив мученическую смерть протопопа Аввакума, и что он - последний священник. Священство на Рогожском кладбище не признает, так как оно "взято у никониан". Нашу же иерархию считает непрерывной, о признании ответил уклончиво. Говорил о гонениях, о самосожжениях, особенно при Петре I. Об истории Церкви в послереволюционный период говорить не стал, но сказал о большом числе мучеников, однако для канонизации их, нужен Собор. Во время войны с ним был такой случай, когда в газике от разрыва бомбы все погибли вокруг него, а его даже не задело. Приглашение посетить Даниловский монастырь принял, но сейчас не может приехать, так как скользко, обещал приехать весной. Супруга все время торопила его.
2. Согласен и не возражает против предложения о допущении представителей Патриархии в качестве наблюдателей на их Соборы и против присутствия их представителей в том же качестве на Соборах Русской Православной Церкви.
3. По поводу совместного общения: «Есть два мнения: одни - за, другие - против. Я - против».
4. По поводу выражения сожаления за гонения. Считает, что этот пункт надо усилить. Необходимо выразить не сожаление, а покаяние, и осудить не гонения, а физическое истребление.
5. Насчет диалога и комиссии по диалогу выразил сомнение: "У нас канонические расхождения", хотя потом признал, что есть много вопросов, которые такая комиссия могла бы решать.
6. Приветствовал двуперстное крестное знамение и Богослужение по старым книгам в среде нашей Церкви, говоря, что это единственно истинное, правильное сложение перстов.
7. Рад, что у нас происходит возрождение древнерусского благочестия в иконописи и пении.
8. По поводу паломничества к общим для нас святыням выразил удовлетворение. Настойчиво расспрашивал, кого я представляю, и на каком уровне находится обсуждение?!
В середине 70-х мне, тогда студенту светского вуза, высокий колоритный старик – поморец, высоко воздев руку с двуперстным сложением перстов, объяснял символику двуперстия. Незабываемая старица Дарья Гавриловна. Помню как она с возмущением рассказывала о том, как видела крещение младенцев через обливание в Елоховском соборе. Могла процитировать слова какого-нибудь императора из династии Комнинов или слова «иже во святых отца нашего N» из какого либо поучения. В делах веры была непреклонна, горела ревностью, в то же время могла быть и очень мягкой и сердечной.
Помню как однажды, вскоре после открытия Данилова монастыря, мы с отцом Евлогием (ныне архиепископ Владимирский и Суздальский) побывали на Преображенке. После общения с настоятелем о. Леонидом Кузьминовым по моему предложению зашли в старообрядческую половину храма. О. Евлогий: «Мой дед был истинным старообрядцем и отец до конца крестился двуперстно, а мать была православной». Дарья Гавриловна сказала ему тогда: "Что же Вы отошли от главной линии, и не «спасибо» надо говорить, а «Спаси Христос». О. Евлогий (после выхода от старообрядцев): "Патриарх Никон перегнул, с плеча рубанул, и получилось разделение".
Хорошее впечатление на меня произвел ревностный поморец (ныне наставник) Василий Федотович. Недавно он с рюкзачком обходил древни Владимирской области в поисках «последних из могикан» - своих единоверцев, живущих здесь.
Общался я и с такими столпами безпоповства как председатель Высшего Старообрядческого Совета И.И. Егоров и председатель Духовного Суда (или Комиссии) И.И. Никитин. У последнего был дома, наблюдал как он в храме совершает крещение. И.И. Никитин произвел на меня глубокое впечатление своими глубокими познаниями в канонической сфере, которые запечатлелись в его ответах на разные затруднительные вопросы.
А как забыть большого труженика, недавно отошедшего ко Господу, наставника федосеевской общины Афанасия Иванова?! На всю жизнь в моей памяти запечатлелась картина: зимой, рано утром почти столетний старец бодрой походкой идет в моленную. Потрясающе он смотрелся на фоне монастырской стены в почти безлюдной столице!
Вспомнил еще как потряс меня самый большой в мире безпоповский храм – Гребенщиковский в Риге. Теперь немного поразмышляю о богослужебной практике и обычаях безпоповцев. Идеологии здесь касаться не буду. В свое время были у меня дисскусии с ними и о причастии и о священстве. Аргументы обеих сторон в общем-то известны. Хочу сказать о другом. Меня поразило то, что при всей своей уязвимости (на наш взгляд) в вопросах, связанных с таинствами, безпоповцы отличаются более строгим подходом к ряду других важных вещей. Я не специалист по церковному пению, но, несомненно, наонное пение, которое практикуется, правда, не у всех безпоповцев (у федосеевцев да, у поморцев нет) – оно более древнее и более одухотворенное. Да, да – то самое «коряво – мудреное». Рискну привести такое сравнение (это мое субъективное впечатление): наонное пение – это тонкая ручная художественная вышивка, а наречное (ну как обычно поют) подобно фабричной выделке. Наонное пение – это одухотворенная живая икона, а наречное – заводская литография (сравнения, конечно, условны и относительны.)
Безпоповцы более строго придерживаются правил против «мирщения» - к соприкосновению в молитве и пище с представителями других христианских конфессий. У них сохраняются более архаичные обычаи в быту.
Обычно, когда речь заходит о безпоповцах, с ужасом в глазам начинают говорить: «ну как так можно заблуждаться, это же мрачное сектантство, ведущее в погибель!» и т.п.
Я хочу сказать безпоповцам другое: «рядовые мои», ой не то, «дорогие мои», какой же силы ужасный стресс Вы испытали в середине 17 века, когда проводилась печальной памяти реформа патриарха Никона! Когда «резали по живому» и «ломали через колено»! Сколько горя и боли Вы испытали, сколько поношений Вы перенесли! Я не осуждаю Вас, хочу больше понять Вас, оценить и порадоваться всему тому, что Вы бережно храните. Я не дерзну вынести Вам суровый приговор, бросить в Вас камень, видя Вашу ревность и Ваши труды. Я не могу себе представить не только то, что все что Вы делаете, все Ваши молитвы и посты – это все всуе, безполезно, как некоторые дерзают говорить. Верю, что даже искренний покаянный вздох, кому бы он не принадлежал, не останется незамеченным у Человеколюбивого Владыки – тем более Ваши труды. И если этими немногими добрыми словами в Ваш адрес, хоть чуть-чуть порадовал Вас, то могу сказать , что я счастлив. |
